Из всех вещей, которые наполняли жизнь Лесли, многие проходили мимо него. Оставались не более чем сломанной декорацией, под влиянием болезни искалеченной и ненужной мишурой, все то, что важно для обычных людей. Свое имя, свое прошлое, неясное ощущение будущего. Его редко называли как-то иначе, чем Лесли, не в его присутствии. Не знал он, что и палата, которую называли «его комнатой» в переводе на совершенно странную меру измерения пространства, составляла собой три круга из ста мелких и осторожных шагов. Лесли только знал, что завтра его снова ждут люди в халатах, которые будут грубы с ним, если он будет сопротивляться, и снисходительны, если он не будет шевелиться. Люди дорожат свободой, а ее у Лесли всегда было, будто отсыпали последнюю горстку. Сейчас, выброшенный как рыба на берег, поддался внутреннему голосу, который вполне себе мог быть и не его собственным, который говорил, что ему нужно идти. Глаза видели что-то другое, не совсем то, что происходило вокруг, наверное, так Лесли спасался от ужасов реального мира. Если этот мир и можно назвать реальным, он был более пугающим, переполненный резкими звуками и неприятными ощущениями. Он вздрагивал каждый раз, втягивая голову в плечи, когда что-то проносилось совсем рядом с ним, но не задевало. Боялось ли оно его больше?
Он шел на зов, который никто не может понять. Даже те, у кого кристально чистый ум. Звало сердце, не его. Он только остановился, и все вокруг преобразилось, наступила тишина, нарушаемая лишь тихим рокотом грома, когда гроза совсем позади или только надвигается, она за тысячи миль, но уже заявляет о себе. Я была здесь, я буду здесь. Из всех мест, что были знакомы Лесли, это было самым спокойным. Руки, мгновение назад прижатые к груди, он никогда не знал, куда девать их, вытянулись вперед, толкая тяжелую дубовую пластину, скрипя петлями, двери поддались ему, впуская вовнутрь. И его обдало плотной завесой пыли и еще живых воспоминаний. Все здесь хранило в себе картины прошлого, сокрытые от чужих глаз, и Лесли они и подавно не раскрывались. У него лишь ложное ощущение дежа-вю, такое сильное, что ему кажется, он вернулся домой. Домой, домой, что такое домой, ему так часто обещали, что он сможет уйти, что его заберут, что он даже забыл об этом.
В отражении зеркала в тяжелой раме мелькает его сутулая фигурка, в замызганной больничной робе, он выглядит как случайно попавший бурьян в сад роз. На него внимательно смотрят единственные уцелевшие глаза семейного портрета, а он быстро пробегает мимо него. Будто стесняется чего-то, что так пробрался сюда. Невидимая рука вела его, мягко правя необходимый курс, все для того, чтоб он не попался в одну из множества хитроумно запрятанных ловушек. Тот, кто здесь правит, совсем не против, если он укроется от остатков бури. Лесли никогда еще не был в такой безопасности, как когда шел сюда, теперь находясь здесь, бьется как раненная птица из одного угла в другой. Ищет что-то, кого-то, кто зовет его, а сам срывается на плаксивый всхлип. Из всех слов, которые ему подвластны, не может выдавить из себя ни одного, кроме сдавленных рыданий, которые звучат более чем крик о помощи.