Приятно, оказывается, знать, что ожидания, возлагаемые на то или иное предприятие, в конечном счёте оправдывают себя и полностью соответствуют изначальным посулам. Это походит на те чувства, что испытываются в детстве при получении на день рождения или Рождество именного того подарка, какого ждал весь год; а чуть позднее, уже в сознательном возрасте, сродни испытываемому удовлетворению при достижении той или иной цели самостоятельно. Но чем старше становишься – тем сложнее добиться подобного результата, а ведь на такое подсесть куда проще, чем на самый изощрённый в химическом составе наркотик. В общем, если и говорить о том, от чего действительно зависел Лебедев младший, так это от чувства полной удовлетворённости от проделанной работы. И он ничуть не пожалел о своём приезде, хотя в самом начале всё казалось настолько безрадостным и принудительным, что хотелось развернуться на пороге и скрыться где-то за дверьми от глаз людских. На деле же он ужасно не хотел иметь ничего общество с китайскими импортёрами, потому как не доверял их обещаниям о полной легальности и безопасности наркотика. Все эти инновационные технологии в синтезе, какие-то там сцепления с естественными, берущими начало в человеческом организме и от того, видимо, безвредными; вся эта слоганно-агитационная ерунда, попробуешь раз – второй раз не захочется, если ты силён духом, и вообще это твой выбор, но, может, по разику ещё?.. – всё это не внушало ему доверия. Звучало просто и легко, совсем как «дешевое блюз из жаростойкого стекла кристалл фаллоимитатор золото в наличии 5.1 ' s6 телефон андроид леденец», на деле же оказалось совсем просто. И плевать было этим странным людям на то, что в Китае за распространение наркотиков полагалась высшая мера наказания – непосредственно перед самой встречей товарища иностранца остановила какая-то сильно надушенная и недурно выглядящая китаянка за сорок с небольшим и попыталась всучить ему приличный пакетик «местной» травы с визиткой и словами «если понравится – позвони». Тогда он сделал вид, что ошарашен и оскорблён подобным отношением – и это была чистейшая правда; а минут через двадцать уже разлагался на заднем сидении автомобиля, чувствуя себя просто превосходно.
Ему сказали, что ощущения будут, будто бы впервые прыгаешь с парашютом или погружаешься в морскую толщу на правах дайвера. Сравнивать было не с чем, и он поверил на слово, представляя, что ждёт сбытчиков, если этот продукт не оправдает его ожиданий. В итоге вышло так, что будь эти ребята рядом, он на радостях бы доплатил вдвое больше обозначенной суммы, и от безрассудного сора деньгами его спасала лишь полная изоляция и угрюмо молчащий водитель. Но подобное его даже веселило, и от молчаливого зубоскалинья куда-то в неоновое пространство ночного города за закрытым стеклом он плавно перешёл к нездоровому хохоту – смеху над чем-то одному ему понятному. Он откровенно и по детски был обрадован тем, что ему не пришлось мучиться в достижении эйфорического состояния, подобное накрыло его практически сразу, заставляя если не любить весь мир, то точно относиться к нему, как к чему-то невыразимо родному, тому, к чему стоит проникнуться самыми тёплыми чувствами, места которым, увы, в его суровой мафиозной жизни не находилось. Синтетика – лучше героина, и в попытках запомнить это глубокомысленное изречение, юное дарование совершенно забило на то, что с ним говорят, ему, вообще-то, задают вопросы, пытаются быть вежливыми. Мысли резко сменили направление и улетели куда-то воздушным вихрем влево, следом за ними мужчина уронил голову на свою же закинутую на спинку кресла руку и почти внимательно уставился на точку за окном. Точка пульсировала и расширялась, множась в размерах, переходя из одного состояния в другое, сменяя окраску, переливалась и гипнотизировала, как фосфорицирующая глубоководная хищница. И это так успокаивало.
Судя по тому, как время беспрецендентно потеряло всякий вес в этом скромном крошечном наркотическом мирке, сам галлюционирующий не имел возможности трезво оценивать всё происходящее вокруг, но вот на враждебную перемену в обстановке – а краем заплывшего зрения, обагрённого неестественным восприятием цвета, он успел заметить, что движение куда-то исчезло, да и сам водитель собирается не то бросить его один на один с трипом, не то на произвол судьбы, не то просто бросить. На подобное он среагировал незамедлительно – со скоростью ястреба, пикирующего на жертву. Разве что он не был хищной птицей, а так, хватким отморозком с ледяной рукой, насильно усаживающей водителя обратно на его законное место.
- Стой, - слова звучали так, словно он – проигрыватель, а его голос – зажёванная в этом самом проигрывателе ленточная кассета. – Ты это… Стоп. Мы не закончили.
У Лебедева младшего акцент на оба языка – английский он выговаривал с характерным «р», заходясь в самодельной шуточке о «r for Russian», на родном языке болтал не менее живо, но всё же с налётом американщины. Распознать в нём иностранца было проще, чем поймать на лету пушинку с дерева. Сейчас же под действием наркотиков этот самый акцент превратился в язык первоклассника, который впервые открыл учебник английского языка. Да и сами фразы были достойны того, чтобы значиться в разговорниках с убогой транскрипцией на уровне «the table – хэ тэйбль».
- Не хочу никуда, - встряхнув распущенными волосами, что молодой жеребец гривой, он ещё наглее развалился на заднем сидении, всем своим видом демонстрируя, что если ему и придётся куда-то идти, то только через отчаянное сопротивление и попытки волоком вытащить его из салона. – Лучше – ты ко мне. Так разговаривать неудобно.
Ему срочно был нужен собеседник, чтобы как на духу выложить весь тот восторг, что он сейчас испытывал, поделиться увиденным, может, даже предложить составить компанию, ведь он был человек широкой души, и в такие моменты ему совершенно не было жалко чего-то даже для случайного знакомого. Пространство вокруг него стремительно превращалось в какую-то вязкую массу, в которой утонуть можно было так же легко, как и в зыбучих песках или болоте, но это мало его волновало. В который раз растянув между пальцами резинку, он почувствовал, что этот якорёк ему больше не нужен и критическим жестом отправил её себе на запястье. Теперь зацепкой за реальность должен был стать его сопровождающий, у которого к тому же были целиком и полностью завладевшие чужой завистью татуировки.
Но не успел он озвучить то, как ему нравятся причудливые рисунки, украшающие кожу своего нового друга, как в окно любезно постучались – звук костяшки пальца о стекло был воспринят в разы острее в таком состоянии, а лопнувший шарик над ухом, наверное, напрочь оглушил бы гостя Поднебесной, вышибая его из зоны комфорта и отбивая желание пользоваться психотропными ближайшие две недели. Взгляд как-то сам собой, подчиняясь инерции и шестому чувству, перешёл от созерцания хвоста не то змеи, не то дракона на руке собеседника, на источник звука, а сам бесстрашный и гордый мафиози замер с таким выражением лица, словно увидел самого чёрта. По сути, оно и было нечто сродни: за окном виднелся расплывчатый силуэт его давнего врага, который давал о себе знать в самых неподходящих ситуациях – маска в виде головы петуха, бликующий свет от вывесок на залитым кровью латексе, чёрные дыры на месте разрезов для глаз, назойливый и нарочито вежливый раз за разом повторяющийся стук в стекло. Всё было при нём. Всё, как многие разы до этого. С оглушительным даже для себя самого матерным возгласом на великом и могучем, ошеломлённый увиденным Лебедев выскочил из машины, теряясь в желании  не то прикончить на месте этого молчаливого в этот раз психа, не то пуститься бегом в подворотню, не оборачиваясь и не желая видеть за собой преследования. Но человек в маске исчез, а улица даже как-то отрезвила его, потому как здания действительно казались самими собой, а неоновый и фонарный свет не был жидким и маслянистым, а принимал очертания вполне себе реального, но неосязаемого, как хотелось бы. Согнувшись в три погибели, босс впервые за последнее время почувствовал себя в опасности. И если бы опасность исходила от наркотиков – куда там, ему подобные выводы не были доступны. Перед глазами всё плыло, тело вроде как и было вертикально, но почему-то кренило куда-то в бок, и в конечном счёте он почувствовал, что упирается бедром в дверцу машины. Её пришлось открывать наощупь, но в салон он так и не попал, а просто опустился на сидение боком, всё ещё сгибаясь и на этот раз ошалело держась за голову. Такого просто быть не могло – их разделял океан, а этот ненормальный всё же отыскал время и средства на то, чтобы последовать за каким-то рожном в чужую страну. Или ему это попросту померещилось?
- Ты ведь не видел его, да? – обращаясь не то к своим коленям, не то к человеку, чьего имени он не помнил в силу того, что наркотический транс вышиб из него остатки памяти за каких-то десять минут: «легально и безопасно» - он особо не рассчитывал на то, что к его вопросам отнесутся адекватно. – Конечно, не видел. А он есть. Чёртов психопат. Что ему от меня надо, скажи, а? Что ему вообще от меня надо?
Пальцы, сцепленные в волосах, прошило судорогой, и их пришлось разжать, чтобы ненароком в порыве не снять с себя скальп. Всё равно это не помогло, подкатывающая истерика заставляла руки трястись, а голос дрожать; прежнюю эйфорию как рукой сняло, и если сейчас не последует догон, то успокаиваться придётся чем-то потяжелее и имеющим более серьёзные последствия.
- Он постоянно говорит со мной, спрашивает о чём-то, взывает к совести. А что я могу? Бросить всё? – нервно хохотнув, он всё же поднялся на ноги, хотя движения у него выходили шарнирными и неестественными. Точь-в-точь как у робота, которого он видел в каком-то научном сюжете по телевизору. Зачатки искусственного интеллекта. Новейшие технологии. Японцы и всё такое. - Пошли, куда ты там меня… Насрать. Идём.