акция "щедрость"

пойнтмен, феттел и что-то происходит!
а эрик снова злодействует◄

шпонкаmorgana pendragon, пипидастрsebastian castellanos, пендельтюрdesmond miles, втулкаmarceline abadeer, балясинаdelsin rowe, пуцкаruvik




Волшебный рейтинг игровых сайтовРейтинг форумов Forum-top.ru

prostcross

Объявление

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » prostcross » альтернативное; » i wanna see you cry, bitch


i wanna see you cry, bitch

Сообщений 1 страница 4 из 4

1

[i wanna see you cry, bitch]

http://sh.uploads.ru/7EoYg.jpg

Место действия и время:
лето 1990 года, Майами;

Участвуют:
Johnny Gat,  Mistral, Delsin Rowe, Rebecca Crane;

Аннотация:
Добро пожаловать в Майами!


Дополнительно

самое время замутить бесоебщину.
Hollywood Undead – Undead


Отредактировано Mistral (01.07.15 19:59:01)

+4

2

Каждый вечер должен пахнуть свежестью. Стоит только представить, как на раскалённый дневным зноем опускается вечерняя прохлада, приносимая ветрами с Атлантики, как мозг сам по себе генерирует этот неуловимый запах всего, что окружает его хозяина – без разницы, эти ли свободный балкон со свисающими вниз наподобии лиан растений и цветов, или же комнатушка на окраине с отвратительным транспортным соединением, но с роскошным видом на залив. Так вот. В Майами свежестью и не пахло. Там даже по ночам царила невообразимая духота, и никакие муссоны не спасали от этого. Совершенно идиотский город с пальмовыми аллеями, неоновыми закатами, заливающими спальню, словно кислотой, вонючими подворотнями и оборзевшей шпаной. За последнее Джонни очень не жаловал это место. Гонору у местных было хоть отбавляй, и задержавшийся вместо пары дней на пару месяцев Джонни должен был не просто жить – выживать. В такие моменты он почти испытывал зависть к мирному населению, не имеющему ничего общего, кроме вечерних криминальных шоу, с преступным миром. Но стоило ему ввязаться в очередную драку или же нарваться на адреналиновый приход из-за того, что рисовал граффити в неположенном месте, всё как рукой снимало. Всё, кроме убивающей духоты. Кто знает, может из-за постоянной жары люди здесь настолько жестокие и агрессивные.

Всё началось с телефонных звонков. Звонили утром или вечером, или же вообще в ночи – наплевав на такт и этику. Звонки часто оставались записанными на крошечные кассеты в автоответчике. Волей-неволей рука сама тянулась к кнопке проигрывателя, ведь каждому человеку хочется, чтобы хоть кому-то он был нужен. Сначала всё походило на невинную забаву, словно кто-то ошибся номером или же шутит с помощью программы изменения голосов. Может, в городской телефонной компании это что-то вроде персональной легенды. В Штатах городскими притчами любят баловаться, поэтому ничто не исключало подобных вариантов. После, когда в сообщениях начинал проглядывать мутный, но смысл, рациональность требовала того, чтобы терроризируемый звонками обратился в полицию. Но вот незадача – у самой жертвы подобных забав с легавыми слишком натянутые отношения; поэтому приходилось разбираться самостоятельно. Поначалу Джонни хотел найти тех, кто не даёт ему спать, и показать, на что он способен; чуть позднее – разжёгся интересом и начал выполнять их указания вплоть до тех пор, пока на автоответчике не начали появляться такие же бредовые, но явно хвалебного характера сообщения. Вместе с этим в почтовом ящике кто-то начал оставлять ему деньги. А деньги для Джонни многое значили. Они были нужны ему всегда и везде, и коли подобная непыльная работа оказывалась столь прибыльной, он её выполнял. Да и что там делать? Пара пустяков: нарисовать парочку сомнительного качества граффити, отнести посылку то туда, то сюда, позвонить по указанным номерам и оставить такие же странные сообщения, не задавая лишних вопросов. Джонни был не из тех, кто лез туда, куда его не звали – ему ясно дали знать, что любопытствовать тут не стоит. И тем более, то ему было не в ущерб. Но когда ему дали настоящее дело, он понял, что крупно попал. И это ему даже льстило в какой-то степени. Тем более, он давно мечтал о том, как бы съездить по харе окружавшей его борзоте -  у него представился случай, и он не собирался его упускать.

Ему казалось, что это игра. Безусловно, игра серьёзная, требующая выдержки и достаточных способностей, чтобы пройти её до конца. Но нелепый маскарад с латексной тигровой маской и «ты сам себе оружие» делал из неё взрослую версию детских забав, когда ребята, играющие во дворе, тыкали в тебя пальцем со словами «ты умер», и ты должен был упасть на землю, натурально изображая смерть. Теперь убивать приходилось по-настоящему, при этом потом делая вид, что ничего не произошло. В действительности ничего и не происходило: в городе царила та же духота, в квартире копился мусор из упаковок китайской еды и пустых пивных тар, а телефон с завидной регулярностью оставлял всё более бредовые задания, становившиеся с каждым разом сложней и сложней. Когда на одной из вылазок в звериной маске Джонни ранили, он серьёзно обиделся на тех, кто это сделал. А после обиделся на то, что в новостях сказали всего пару слов о произошедшем, и с тех пор никому не давал спуску.  Если одна из его суициальных – а Джонни знал, что каждый из многочисленных разов может стать для него последним, - окажется завершающей, то она должна быть самой громкой, самой жестокой и самой значимой, по сравнению с мелкими творящимися в городе делами. Он должен был действовать так, чтобы о нём говорили не то со страхом, не то с благоговением. Ведь Джонни совершенно не разбирался в стоящих за всем этим перепетиях, более того – ему было откровенно наплевать на то, кто и что, и зачем, и куда, и почему. Ему просто нравилась его новая так называемая работа.

Этим вечером, как и вчера, как и позавчера, как и в первый вечер, который Джонни встречал в Майами, царит невообразимая духота. От асфальта поднимается дым, воздух полнится тяжёлым запахом горячей резины, сухой земли и цветущих магнолий. Лилово-серый закат заливает город и бликует в стёклах проезжающих по раскалённому шоссе автомобилей, а широкие пальмовые листья бросают свои чёрные тени на всё, что готово принять их отпечаток. В пустоте квартиры над ломбардом раздаётся телефонный звонок, надвое разрезающий тишину, но Джонни не спешит снимать трубку. Пускай звонящие подождут и подумают над тем, чьё расположение они себе заполучили. Ему не хочется быть верной собачкой, бегающей за хозяином и виляющей от радости хвостом. Ему хочется чувствовать себя цепным псом, готовым вот-вот сорваться. А для того, чтобы цепь натянулась и лопнула нужно время. Когда звонок срывается, он слышит, как аппарат переключается на режим автоответчика. Усталый женский голос говорит ему, что он принят на испытательный срок в качестве сиделки с детьми, и ему нужно приехать по указанному адресу, дабы с ними познакомиться и отсидеть первую ночь. Только после того, как телефон с потрескиванием и шипением произносит:

- Линкольн-роуд, 306, - Джонни начинает собираться.

Когда он в первый раз пошёл на поводу у звонящих, ему не приходило никаких указаний, если не считать бумаги с изображением знака, который он должен был нарисовать. Но когда вместе с заказанной пиццы ему принесли две «за счёт заведения», и во второй коробке оказалась дурацкая резиновая маска бенгальского тигра, Джонни начал понимать, что на этот раз придётся играть по крупному, иначе к чему была вся эта анонимность? С тех пор его второе лицо стало для него отражением собственной натуры. Как Бэтмен, кружащий над ночным Готэмом в костюме летучей мыши, Джонни чувствовал себя особым майамским супергероем, с тигриной яростью зачищая одну за другой указываемые ему точки. И чем дальше он заходил, тем сильнее зверел. Он чувствовал себя не то мстителем, не то местной легендой, не то вообще опасным невидимкой, в чьё существование не верят до последнего, ведь телевизионные сюжеты разнились в своих показаниях. Кто-то говорил, что видел человека в маске зебры, а кто-то – в маске свиньи. Некоторые были уверены, что во многих зачистках виноват неизвестный в петушиной латексной маске. И Джонни, хмыкая, переключал канал. Он был уверен в том, что он – единственный. О существовании других, похожих на него, он предпочитал не задумываться.

Линкольн-роуд располагалась в Майами-бич и пролегала недалеко от хайвея.  Джонни знает, как туда добраться, поэтому до последнего тянет время, но когда солнце заходит окончательно, а на улицы начинает наползать ночная темнота, он всё же выходит из дома, прихватив с собой пожарный топор. Даже если копы и остановят его, им будет не к чему придраться: в багажнике топор, пара теннисных ракеток, бита, мячи для игры в бейсбол и даже пара перчаток – для отвода глаз. Сам водитель кристально чист, свеж и в трезвейшем состоянии. Его может выдать лишь маниакальный блеск в глазах, но кто сказал, что это не блики от очков? Маска же покоится под сидением. Никто не должен видеть её вплоть до того момента, как сам Джонни решится показать окружению своё истинное лицо.

До указанного адреса Джонни идёт пешком. Машину он оставляет в двух проулках от необходимого здания – чистая предосторожность. Тем более будет проще объяснить, зачем ему в тату-салон, возле которого он бросил автомобиль, нежели в ночной клуб в таком-то непрезентабельном виде. Ведь кто пустит обычного работягу в закрытое заведение? Никто, если этот «работяга» сам не вынесет дверь с ноги. Огромная розовая неоновая вывеска с изображением девицы в бокале приветственно помахивает ему светодиодной ножкой, оставляя в воздухе следы лиловых капель, а афиши в витринах гласят о том, что сегодня закрытая вечеринка. Джонни минут пять любуется на буйство красок, стоя перед парадным входом опираясь на ручку топора, затем разворачивается и идёт к чёрному входу, совершенно забивая на то, что его кто-то может увидеть. И первое, что он встречает, подойдя ближе, становится мёртвым охранником. Человеческое тело, распластанное возле стены в неприглядной позе, прострелена голова, а находящаяся внутричерепная субстанция, превратившаяся в кашу, украшает ту самую поддерживающую труп стену. Джонни смотрит на всё это каким-то остекленевшим взглядом, пытаясь понять, когда он успел свернуть не туда, затем в ревностном порыве замахивается и уродует тело ещё сильнее, обезглавливая его и в сердцах отпинывая голову куда-то во мрак подворотен. Кажется, он начинает злиться.

В клубе пахнет кровью. Этот скотобойный запах не спутать ни с чем – свежий, ещё не успевший выветриться и становящийся в разы резче в такой-то жаре. На клетчатом полу лежат трупы. В вип-комнатах – тоже трупы. На танцполе, в коридорах, гримёрных, подсобке – везде десятки мёртвых тел, от вида которых становится мутно. Кто-то устроил резню до Джонни, и ему это очень не нравится. Ему даже не страшно, ему обидно, что у него только что увели работу, порезвившись на славу. Кто-то, кому не занимать жестокости, ведь выпущенные внутренности и разбитые в кашу черепа говорят сами за себя. Заскучав и совершенно растерявшись, Джонни выходит на танц-площадку, из колонок вокруг которой всё ещё льётся незатейливое техно, а цветные прожектора с завидной частотой сменяют друг друга, образуя настоящий безумно-кислотный фон для мёртвых декораций. Задерживаться здесь, конечно же, не стоит. Стоит вызвать полицию, как подсказывает здравый смысл, но только не сейчас, не тогда, когда ты стоишь в нервно дёргающимся световом пространстве с пожарным топором наперевес и в звериной маске в придачу. Но Джонни не торопится уходить. В игре света и тени он замечает чей-то силуэт, полноценный, человеческий и достаточно быстрый, чтобы сделать вывод о том, что тот, кому принадлежит сам силуэт, пытается не то скрыться, не то занять лучшую позицию для атаки. Джонни не выдерживает, ведь ему терять нечего. Разве что нескольких скопленных на билет баксов и отложенной подкроватной заначки, спрятанной в той же коробке, в которой ему некогда принесли маску.

- Кому там жить надоело?! – кричит он, напрягая голос так, чтобы тот перекрыл пульсирующие стены и пол биты. – Выходи по одному, бля!

Ответом может послужить всё, что угодно: меткий бросок ножа, автоматная очередь или же мерзкое шипение в рацию, призывающее сложить оружие и добровольно сдаться. Голос Джонни тонет в музыкальных хитросплетениях, а сам он как стоял, так и стоит посреди неонового бесчинства, готовый либо встретиться лицом к лицу с собственной смертью, либо порубить наглеца, лишившего его минуты славы, на куски. Диваны и столики отбрасывают искажённые тени на стены и пол, а его фигура и вовсе делится поистине фантасмагорической теневой кляксой, покрывающей добрую половину танцпола. Почему-то с запоздалым отчаянием на ум приходит мысль о том, что дома бесхозными и непройденными останутся сотни игр, которые Джонни успел накупить на полученные от убийств деньги. И это его не смешит, хотя должно было. Наоборот – огорчает. Пожалуй, даже сильнее самого факта, что он только что вляпался во что-то очень и очень хреновое.

[NIC]Johnny[/NIC]
[AVA]http://sg.uploads.ru/Gi38F.gif[/AVA]

Отредактировано Johnny Gat (19.06.15 22:49:09)

+3

3

[AVA]http://storage1.static.itmages.ru/i/15/0626/h_1435360750_9544776_25d897442b.png[/AVA]
Really Slow Motion – Elite Force

Сегодня было точно таким же, как и вчера. И позавчера. И неделю назад. Вообще, в последнее время не менялось ровным счетом ничего, кроме каналов на голубом экране телевизора. Впрочем, программы все равно оставались теми же. Вязкое время текло так медленно, что даже смена дня и ночи становилась незаметной. Дни были похожи друг на друга, словно две капли воды, и на фоне глобальной скуки все сливалось в единое целое. Каналы на экране телевизора, лица людей, улицы этого проклятого города и панельные дома коробки, смотрящие на мир пустыми глазами-окнами. Все смешивалось и превращалось в единую блеклую массу, украшенную неоновыми вывесками, которая заполняла собой пространство и время, впитывалась в кожу и текла по венам, отчего даже кровь густела и замедляла свой ход. Скука становилась невыносимой и бесконечно тяжелой. Мистраль ненавидела этот пропитанный сигаретным дымом город, который дышал ей в лицо вонью улиц и океанскими водорослями, кричал ей в уши сотнями голосов, которые разрывали сознание на мелкие ошметки, бил по голове коробочными домами и новомодными автомобилями. Мистраль ненавидела Майами так чисто и искренне, как только умеет ненавидеть человек. Она приехала сюда несколько недель назад и почти сразу невзлюбила этот кричащий неоновыми вывесками город.
Что ей тогда сказали? Ах, да, «война окончена, ты больше не нужна нам». Мистраль злится, когда вспоминает эти слова, что крутятся в ее голове раз за разом, словно бешеный волчок. «Ваши услуги были ценными для нас, Мистраль, но наше партнерство окончено». Ублюдки! Они не понимают, не могут понять, что она жила на этой войне. Все ее существование, весь ее мир был этой войной. Она жила от заката до рассвета, упиваясь днями. Она жила под горячим солнцем пустыни, и под ее ногами была земля, изувеченная взрывами снарядов и пропитанная кровью. Свист пуль и крики убитых были музыкой ее жизни. Она помнит холодные ночи, когда на несколько часов над землей нависала тишина, разрываемая лишь редкими криками раненых, оставленных умирать на полях сражений. Эти полные агонии предсмертные стоны до сих пор звучат в голове темными ночами, эти стоны – самое страшное, что Мистраль когда-либо слышала. И каждое утро она выходила на поле сражения, веря, что сегодня не ее черед, и она не будет оставлена посреди пустыни на ужасную кончину. Смерть на войне – самая уродливая смерть с перекошенным от боли лицом и закостеневшими пальцами. Мистраль была одной из лучших на той войне. Она убивала быстро и никогда не знала пощады. Рожденная в жерле войны, она жила ею, дышала этим пропитанным кровью и порохом воздухом, и только сухие и горячие ветра дули ей в лицо. Мистраль убивала, потому что ей нравилось это ремесло, она любила сам процесс. Она сражалась ни за политиков, ни за свободу, ни за идеи, у нее не было ни идеалов, ни ценностей, и даже деньги, которые платили ей, Мистраль не нужны были. Важна только кровь. Только акт безжалостного насилия, воздвигнутый в ранг искусства и поднятый на пьедестал. Мистраль – наемник, ее призвание – убийство.
Но, когда все закончилось, ее списывают со счетов, словно ненужный мусор, сломанную игрушку. Ей говорят, что она больше не нужна, что война окончена, и теперь на этой земле установят мир. Глупцы! Никогда на этой земле не будет мира! Десять лет под этим небом бушевали сражения. Десять лет люди убивали друг друга за ложных предводителей. Десять лет, которые тянулись вечностью изо дня в день. Десять лет, полные крови и криков. Сюда – в самое сердце Афганистана – отправляли молодых и старых, а, когда те ложились в землю, пропитанную их же кровью, приезжали новые грузовики, полные юных мальчишек. Их отправляли на смерть в самую бойню, и они умирали, запрокидывая лица к небесам. Но война была слишком дорогой, мир оказался дешевле. Те, кто выжил на этой войне, были списаны в расход и отправлены по домам. Изуродованные войной, они так и не смогли прижиться в мире. Но у Мистраль не было дома, и ее отправили сюда. Они назвали это отпуском, наградой за заслуги перед страной, и только Мистраль знала, что она сражается совсем не за страну. Она приехала в Майами пару недель назад, и этот город стал ее адом.
Когда все, что ты когда-либо умел или знал, это война, жизнь в спокойном мире становится невыносимой. Мистраль непривычна к такому, она не приспособлена спать до обеда и потягиваться на удобных кроватях, гулять по улицам и наслаждаться видами океана. В ее жилах все еще бурлят сражения, и каждый день она переживает те десять лет, что провела в Афганистане, нанятая для убийства мальчишек, которые еще вчера были школьниками и мечтали о девушках. Мистраль почти не выходила из отеля, который был оплачен на месяц вперед. Улицы Майами интересовали ее лишь в первые пару дней, а потом стали привычными и скучными. Местная шпана, что мыслила себя какими-то отвязанными преступниками, в сущности, не представляла ничего серьезного. Мистраль нарывалась на них специально, когда прибыла сюда, в надежде развеять скуку, но веселье быстро заканчивалось, стоило женщине раздробить пару костей. До убийства дошло лишь однажды, когда Мистраль переломала главарю одной из банд, хребет, легко перебив позвонки умелыми и отточенными действиями, после чего местная гопота обходила эту странную женщину стороной, держась от нее как можно дальше. Лишенная даже таких коротких развлечений, Мистраль окончательно затосковала, чувствуя, как скука накрывает ее с головой. Дни плавно перетекали в недели, а время тянулось бесконечно медленно.
А потому она даже обрадовалась, когда с ней связались.
Все это казалось игрой. Странной и, возможно, безвкусной, не имеющей смысла игрой, но именно это стало для Мистраль чем-то вроде спасения от местной скуки и духоты. Все начиналось безобидно. С коротких телефонных звонков и маленьких записок, которые передавали через горничных местного отеля. Все было просто. Разобраться с гопниками здесь, нарисовать странный знак там. Детская игра, похожая на казаки-разбойники, и только чувство, словно ее проверяют, не оставляло Мистраль, а, порой, даже злило. Но сегодня все было иначе. Сегодня ей предстояло нечто более серьезное, чем очередной акт вандализма и попытка зачистки очередного района. И это Мистраль поняла сразу, как только вернулась в номер после короткой пробежки по улицам. На экране ее телевизора, который, впрочем, сейчас был выключен, красовалась розовая бумажка, аккуратно приклеенная к черному корпусу.
«Линкольн-роуд, 306»
Мистраль тонкими пальцами срывает записку и почти моментально комкает в кулаке. Внутри зарождается искра странного чувства. Предвкушение чего-то интересного, стоящего. Мистраль ловит себя на мысли, что улыбается, чувствуя, как в крови появляется первые дозы адреналина. Но это еще не все, нет. Рядом с телевизором небольшая серая коробка, которая была бы почти неприметной, если бы Мистраль за время своего пребывания не выучила точное расположение всех вещей в своем номере. Женщина открывает коробку медленно, словно упиваясь моментом, но внутри оказывается только латексная маска совы, что смотрит на Мистраль разгневанными желтыми глазами. Явно не то, чего ожидала сама француженка, но отказываться от странного поручения та не спешит. Неаккуратным жестом она вытаскивает из коробки латексную маску. За окнами ее номера разгорается закат, заливая помещение этой комнаты каким-то зловещим алым цветом..
***
Мистраль не знает, где находится Майами-бич, а потому она долго изучает перед выходом карту, запоминая главную дорогу, а так же проулки и дворы. Она привыкла всегда быть готовой. Женщина собирается быстро, но обдуманно, словно пытаясь угадать, что ее ждет на другом конце этого города. За окнами опять жарко, и ночная прохлада еще не разогнала дневную духоту, но Мистраль все равно надевает темные джинсы и серую майку, затем привычными жестами зашнуровывает военные берцы. Ловить такси – глупая и неоправданная затея, а потому Мистраль решается добраться пешком. Она берет маску, бейсбольную биту и армейскую «Беретту М9». Последняя досталась француженке еще со времен службы в Алжире и с теплом напоминает о родной стране. Мистраль не отвлекается на посторонние мысли, а только молча прячет пистолет в кобуру.
Ее путь от отеля до назначенного места составил сорок минут. Мистраль считала про себя, потому что заняться все равно было нечем. Этот район был для нее чужд, но схема местной территории надежно отпечаталась в памяти женщины. Стемнело. Бархатную тьму смели разрывать лишь фонарные столбы и неоновые вывески, которые окрашивали асфальт почти всеми цветами радуги. Место назначения – ночной клуб, в который приветливо зазывала светодиодная девушка, комично размахивая розовой ножкой. Мистраль не обращает внимания, только переминается с ноги на ногу, коротко осматриваясь по сторонам. По спине пробегает короткая волна мурашек. Вокруг тихо. Даже слишком тихо для Майами, а из клуба доносятся только слабые звуки техно. Но нет шума голосов, хотя, если верить вывеске, сегодня время закрытой вечеринки. Мистраль чувствует, как напрягаются мышцы ее тела, но внешне она абсолютна спокойна. Тонкие пальцы левой руки сжимаются в кулак. Только сейчас она вспоминает про маску и, прислонив биту к стене одного из домов, женщина достает из кармана кожаной куртки латексную голову совы. Желтые глаза причудливо выглядят в свете таких же  искусственных желтых лучей фонаря. Ухмыляясь своим действиям, Мистраль надевает маску, скрывая лицо. Голубые глаза француженки смотрят на мир сквозь злобную морду совы.
Стоило ей войти в клуб, как металлический запах ударил в ноздри. Этот запах Мистраль всегда узнает, его невозможно спутать с чем-либо еще. Так пахнет только липкая, свежая кровь, которая еще не успела засохнуть и покрыться тонкой корочкой. Скотобойный запах оставляет металлический, но сладковатый привкус на корне языка. Мистраль осматривается, но видит кругом только изуродованные трупы. Десятки мертвых тел и огромные лужи крови, что растекаются по полу комичными кляксами. Кровь была всюду. На полу, на стенах. Даже на потолке осталась пара брызг. Не будь женщина так привычна к подобным картинам, ее бы наверняка тут же стошнило, но Мистраль спокойна. Она оглядывает убитых одного за другим, словно изучая мертвые тела. Там, где нет крови, есть следы пороха и маленькие отверстия от пуль. Цветные прожектора причудливо окрашивают все происходящее кислотными радужными оттенками, создавая какую-то зловещую атмосферу, словно из новомодного фильма ужасов. Монотонный ритм техно только дополняет эту картину. И на фоне всего этого сумасшествия – тень. Длинная, уродливая, скользящая по стене в свете прожекторов, но человеческая тень. Мистраль тут не одна, и женщина моментально пригибается к одному из перевёрнутых столиков, стараясь скрыться. Впрочем, ее наверняка заметили. Пару мгновений она ждет. Чего? Она сама толком не знает, просто выжидает какой-то реакции, каких-то действий. Выстрела, удара, оклика. И пока тянутся эти мгновения, Мистраль смотрит на тень, растянувшуюся по стене, пытаясь угадать, кто ее противник. Она видит силуэт топора в руках незнакомца. Француженке почему-то кажется, что не он убийца, хотя быть уверенным в чем-то невозможно. Однако в одиночку перестрелять целый ночной клуб дело не из легких, и одному тут точно не справиться. Мистраль ловит себя на мысли, что злится. Она не может понять, что происходит, зачем она здесь, не может выстроить в голове временную цепочку событий, и именно поэтому злится. Где-то на периферии сознания появляется мысль о вызове копов, но та быстро растворяется в звуках музыки и ярком свете прожекторов.
Когда в помещении звучит голос, отражаясь от стен, злость ускользает, оставляя место какой-то холодной решимости. Жестокости.
Прятаться больше нет смысла, и женщина встает из-за стола, выходя в проход. Она аккуратно обходит тела, но подошвы ее берцев все равно заляпаны кровью. Когда она видит мужчину в звериной маске тигра, то ее собственная маска совы скрывает почти детское удивление. Мистраль никогда не думала, что может быть кто-то еще такой же. Женские пальцы крепко сжимают рукоять биты, которая закинута на плечо. Мышцы почти дрожат от напряжения, и француженка чувствует, как ее сердце бьется в груди, скрытое под сводом ребер. Защита, которую так легко сломать, пробить. Мистраль молчит, не решаясь ни прокомментировать слова мужчины, ни пошутить по поводу местной отстойной вечеринки. Она только смотрит желтыми глазами недовольной совы.
Пистолет в кобуре под курткой. Женщина не достает его. Пусть он останется тузом в рукаве.

Отредактировано Mistral (27.06.15 12:02:36)

+3

4

 In The Midst Of Lions - Take Your Place

За окном сгущались сумерки, и со стороны помещения, на стекле проступали очертания того, что происходило в комнате, в приглушенном свете помпезного светильника родом из антикварной коллекции. Должно быть, он остался от предыдущих хозяев, а когда нынешние начали переосмысливать, в какой обстановке проще всего проворачивать свои дела, решили оставить люстру на потом. Скоро сюда приедут копы и начнут опись помещения, их мало будет волновать, что он выбивается из футуристического интерьера, хитросплетение металла, условно обозначающего пышный букет из роз и других цветов. Совершенно ничего не значащая деталь в расследовании или восстановлении следственно-причинной цепочки, но Делсин думает об этом, когда смывает кровь с кожаных перчаток. Он и эта люстра не принадлежат этому месту. Она перестала существовать во временной плоскости ровно в момент, когда здание продал обанкротившийся застройщик, а он всего лишь случайный гость, который оставил красный отпечаток подошвы сапог на светлом ковре. После копов на месте будет орудовать клининговая бригада, и квартира исчезнет из реальности, потому что ничего не будет как прежде. Сколько они не будут оттирать бюджетную попытку подражать авангардистам, используя подручные предметы и чужие жизни, фантомы навсегда останутся на своих местах.
Акомиш с усердием стряхивает с рук влагу, поднимает взгляд на прямоугольник, из которого на него пялится такой же призрак, какие обосновались в соседней комнате. Делсин не видит своих лихорадочно расширенных зрачков, их заменяют немигающие спокойные глаза крысиной морды, немного преувеличенной, не соответствующей по пропорциям острым плечам и худощавому торсу. Он никуда не спешит, и когда оборачивается в дверной проем, видит с другого угла то, что сейчас проступает зеркальным отражением в громадном панорамном окне. Двое, безвольно раскинувшихся на мягком диване, тел в светлых костюмах, на которых проступают неровные пятна, кажется, что грязи. Головы у них откинуты, и не видно, что на шеях остались ошметки из кости, кожи и волос. Вокруг головы того, который лежит аккурат под люстрой, растекается темно-вишневый нимб. Окончание вечеринки, закат былого величия. Делсин хочет, чтоб они остались здесь навсегда, пресыщенные своей богатой жизнью и знающие что ничего не остается безнаказанным.

Он слышал, что есть еще кто-то, кто действует по собственным законам. Он не ощущает сочувствия к ублюдкам, которых находят в таком состоянии, что едва ли можно сказать, были ли они когда-то людьми.
Они никогда не были.
У Делсина брат коп, он ничего не может сделать с тем, то происходит на улицах Майами. У Делсина родители погибли, оказавшись не в том месте, не в то время. Так что это очень личное.
Когда-то смуглокожие люди пришли на эти земли, и сказали, что больше ничего не принадлежат коренному населению. Сейчас бледнокожие люди повторяют опыт конкистадоров.
Полицейские бессильны, обычные люди продолжают погибать под пулями, которые не предназначались им, а Делсин получает телефонные звонки.

Делсин предпочитает не пить, это мешает фокусировать свое внимание на действительно важных вещах. Он прижимает к боку биту, поддергивает кромку маски, где она прилегает к шее, обнажая нижнюю часть лица и залпом осушивает нетронутый шот. Смесь из абсента, ликёра и водки, обжигает ему слизистую, комком опускаясь в желудок, чтоб позже разлиться волной по желудку. Алкоголь не помогает справиться с подступающей тошнотой, но немного успокаивает, давая отвлечься на дискомфорт в глотке, вызванный ядреностью смеси. Вокруг него братская могила, и вопрос времени, когда он присоединится к мертвым.
Он может сбежать, может позвонить копам. Но он не будет этого делать. У него предчувствие, что все это хорошо срежиссированная постановка. И он зачем-то здесь нужен, если ему дали адрес.  Он сплевывает зеленоватую слюну себе под ноги, и возвращает маску на место. Слышит на грани допустимого треск выбитой двери, и падает где-то у колонки, прижимаясь спиной к вибрирующей пластмассе. Когда в комнату врывается незнакомец, Делсин не задумываясь, выходит из укрытия и прет на него тараном, не рассмотрев, кто он, полицейский или гражданский, в нем говорит животный страх. Нападай первый, потом разбирайся. Ему везет лишь потому, что меньше всего ожидаешь атаки сзади, поэтому он сбивает с ног массивного мужика в маске тигра. После непродолжительной возни, бьет его куда-то в подбородок, и выпутывается из стальной хватки, становясь на ноги и вжимая свою ногу в его грудную клетку. Заносит руку для удара, но не бьет. Он стоит в нерешительности, а потом убирает ногу, которая по хорошему мешает дышать незнакомцу, и в бешенстве разбивает одну колонку, превращая на секунду комнату в вихрь белого шума и хрипа. Делсин не знает, откуда у него столько сил. Реджи рассказывал ему, что под влиянием адреналина можно сделать что угодно. Еще какое-то время колонки сопротивляются, пытаясь выдать окончание песни, но сдаются, выплевывая с деталями последний аккорд. Наступает оглушающая тишина.
Не за что, – приглушенно каркает Делсин, потому что считает что сделал огромное одолжением им всем тут.
Они здесь не одни, тигр и крыса, есть еще и сова, и змея. Отличный зоопарк у них собрался. Делсин до хруста в костяшках сжимает рукоять биты.

[AVA]http://funkyimg.com/i/YBcY.png[/AVA]

+3


Вы здесь » prostcross » альтернативное; » i wanna see you cry, bitch


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно