Мне не привыкать к кромешной тьме. Все, что я когда-либо видела, что мне только посчастливилось приютить внутри своей пустующей головы, физически ощущать до последней клетки своего тела – варьировалось в ее пределах, было самым искусным ее порождением и оголяло свои острые зубы, мне улыбаясь. На протяжении многих лет я сталкивалась с нею ежедневно, то ли во взглядах людей, в мимике их лица и поступках, то ли в городах, которые мне вышло посетить, в изгибах их улиц, теряя последний работающий там фонарь из виду и спотыкаясь о свои же собственные ноги. Тьма заменила мне ориентир. Даже в каком-то роде стала самым ярким синонимом существования – это мой личный беспросветный пиздец, что тянул за ногу обратно под воду, как только удавалось, теряя силы, вынырнуть на поверхность. Она – череда вязких, как болото, проблем и гнилых людей, встречающихся мне на пути. Каждый из них оставлял мне что-то после себя, это были вспоминания, воющие сиреной на ухо каждую ночь, никак не отвечающие просьбу заткнуться и сгореть к чертовой матери, подлые поступки и нечаянно брошенные слова, глубокие раны, оставляющие за собой лишь бледнеющие рубцы, а также тонны дерьма, которое приходилось расхлебывать месяцами, карабкаясь из этой ямы не менее усердно, чем хуев Сизиф. Они были моим грузом, вальяжно раскинувшимся на плечах и никак не желающим съебывать. Давили сверху, не давая вдохнуть полной грудью, втаптывая по уши во всю имеющуюся грязь, будто какую-то свинью, со временем идущую на убой. Я была лишь очередной простушкой из бесчисленного количества ничего не стоящих душ, обычным скотом, позднее имеющим возможность быть скормленным на завтрак обстоятельствам и даже не заставляющей их подавиться. Тень, сходящая со страниц никому не нужной истории. Но как бы то ни было, гораздо более сильно меня пугало то, что скрывается за ней. Монстры, живущие за темною ширмой, бесконечное путешествие по всем кругам ада – что-то за гранью физического, вроде подкрадывающегося сумасшествия. Я вновь ощущала себя Алисой, бегущей за белым кроликом, как когда-то давно, еще в пределах почти выцветшего из памяти Сиэтла, хотя на деле лишь играла в догонялки со своим собственным рассудком, в итоге утекающим свозь растопыренные пальцы. Я бегу, но каждый мой шаг дается мне все труднее. Я бегу и замедляю свой ход. Я вижу, что вокруг – бесконечная пустошь, и я достигла финальной точки.
Мне не привыкать к кромешной тьме, да. И даже сейчас, когда вокруг не видно почти ничего, кроме тускло освещенной светом неонового шара больничной плитки и короткого отрезка пути, мне уже почти что не страшно. Нелепые надежды о том, что происходящее – сон, канули в реку еще тогда, когда одна из блуждающих здесь тварей чуть было не вгрызлась мне в глотку своими гниющими, как и тело, зубами. Наверное, это было достаточно красноречивым объяснением всему, что вокруг меня сейчас приключается, в особенности, если учитывать, что я довольно-таки часто теряюсь между реальностью и внутренним миром кошмаров. И я не совсем сейчас понимаю, почему я все еще на ходу. Зачем все еще продолжаю бороться за жизнь, которую так уже не назовешь, ведь умом прекрасно понимаю, что всё, это всё – не имеет значения. Мне не удастся выполнить то, за чем меня послали в этот маленький карнавал имени одного сумасшедшего ученого, и со временем я просто сяду и буду ждать своей участи, оставшись один на один с самой собой. Да, быть может, последнее – и есть та самая причина моей жизнедеятельности. Где-то в лабораториях этажа два вниз мне посчастливилось наткнуться на неоновые палочки, дающие хоть какой-то источник питания моим силам, и не дающим подохнуть, врезавшись с разбегу в какую-то стену. Довольно неожиданный подарок со стороны владельцев этого зоопарка, на самом-то деле. Но кому же будет весело наблюдать за просто разлагающимися животными, перед этим изрядно их не помучив? Хотя здесь я уже ничему и не удивлюсь.
Время незамедлительно истекало, как и моя подзарядка. По неточным подсчетам, если не найти источник энергии понадежней или хотя бы чертов фонарик, то мне осталось быть зрячей часа полтора от силы. Самое глупое, что с такими раскладами у меня даже не было возможности что-то сделать, встреть я искомую «цель» и на кой черт тогда весь балаган? Отправить ему очередную игрушку, которая на деле лишь разозлит? В качестве довольно извращенного эксперимента? По личной просьбе ебанутой суки Августины Брук? Почему бы и не так, собственно. Но у меня-то нет права задаваться вопросами. И никогда, в общем, не было.
Откуда-то внезапно повеял сквозняк, но мне все равно не хватало воздуха, чтобы вдохнуть полной грудью. Будто кто-то так крепко сдавливал мое горло, натянул поводок до предела, что доступ кислорода к мозгу скоро будет перекрыт, а моя шея покроется изящными синяками. Звуки вокруг потихоньку расплывались, не давая уловить приближающуюся угрозу, что, в общем, меня уже не сильно и волновало. Рано или поздно все должно дойти до конца, и я лишь искренне надеялась, что «игра» не перекинет меня на начальный уровень, как только пресловутая дорожка жизни сточится об удары ходячих здесь мертвецов. Да и в конце концов, я всегда ненавидела фильм «День сурка», чтобы вот так в него попасть напоследок.
Завидев в конце какое-то мигание, я на секунду остановилась приглядеться, но оно уже прекратилось. Возможно, это была какая-то аппаратура в лаборатории, куда бы в любом случае было неплохо попасть, учитывая то, что время нещадно истекало, а быть может лишь игры рассудка. На самом деле, все куда лучше, чем просто нелепая ходьба в этих лабиринтах с тысячью разлагающихся кентавров, такой себе привет из всем известного мифа. Сделав пару глубоких вздохов, я решительно направилась вперед, на всякий случай немного поубавив свечение, дабы не привлекать лишнего внимания – это уже дошло просто до автоматизма за все время пребывания меня здесь. Спасибо Рувику за прокачанные скиллы осторожности, но все же, жаль, что они уже абсолютно бесполезны. Как только я прошла поворот, то позади послышался какой-то легкий свист и тупой удар. Моментально сделав разворот, я попыталась разглядеть, что происходит, также схватив неоновую палочку – хотя бы что-то – чтобы отбиться, но тут же получила смачный удар в челюсть.
- Какого… - утирая уже кровоточащую губу, я подняла свой взгляд, - хуя?! Что… что ты?...
Пять лет назад.
- Брент, я уже взрослая девочка, - закатывая глаза, я начинаю припоминать, сколько же раз я говорила эту фразу прямиком перед тем, как моему старшему брату приходилось вытаскивать меня из самой глубокой ямы, по края набитой самой отборной грязью. В любом случае, сейчас она на него влияет лишь как красная тряпка на разъяренного ко всем чертям быка, и время от времени даже кажется, что она будто пенопластом трется о стеклянную поверхность его нервной системы. - Вернее… ну, ты ведь знаешь, что мне уже есть восемнадцать? Да, наш разговор опять идет по накатанной схеме. Сейчас он будет злобно смотреть на меня примерно секунд тридцать, пока я, иронично приподняв бровь, буду пилить его взглядом, позже начнет приводить аргументы, ссылаясь на прошлые проступки, а после того, как я поставлю точку в обсуждении, устало вздохнет.
- Возраст далеко не показатель имеющегося в башке ума, Фетч, - его голос становится ниже, и это начинает меня раззадоривать на перепалку. Брент знает, как я не люблю этот родительский тон, насколько сильно он в такие моменты похож на отца, несмотря на всю эту панковскую мишуру в его внешности, но все равно специально продолжает на меня давить.
- Со мной будет Кид. Мы просто поедем погостить, ты всегда сможешь нас проведать, мать твою. Не веди себя со мной, как те ублюдки, с которыми ты работаешь, - практически выплюнув последнюю фразу, я отгавкиваюсь, как маленькая шавка, доводя брата до огорчения. Несмотря на идеальное состояние наших отношений, иногда мы оба имеем потребность сделать друг другу больно посредством таких вот выплюнутых в воздух фраз просто потому что иначе мы бы давно уже выдохлись. Да и все происходящее все равно не имеет значения, ведь через пару часов мы с Джули будем уже далеко от центра этого знойного города и тем более от присмотра этой двухметровой няньки.
- Я надеюсь на тебя.
Холодный ветер, развевающий волосы Кид, неустанно гнул деревья вокруг, пока мы утомленно тащились с огромными пакетами еды в сторону предполагаемого жилища. Ей всегда удавалось выглядеть такой легкой, порывистой, хотя по сути это было все далеко не так – и именно это еще больше заставляло меня ей удивляться. Я никогда не умела скрывать то, что меня гложет, то, что выводит из состояния равновесия, будто что-то внутри прожигало во мне дыру, не давая ей закрыться, пока оттуда не выльется вся эта помойка эмоций. Джули же была другой. Казалась мне более умной, взрослой, лучшей во всех отношениях, чем я, хотя, быть может, все было совершенно не так – я ее так видела. В последнее время она заменила мне почти всех. Разумеется, кроме самого Брента, но вот друзей у меня никогда, по сути, и не было – она стала первой, кто удержался рядом на дольше, чем пара часов. На самом деле это было странное чувство – обрести кого-то рядом. Со временем начинаешь привязываться к человеку, как собачонка, отчего и чувствуешь себя отупленней, но значительно счастливей. Будто то, что когда-то в детстве у тебя забрали – вновь вернулось. И это щенячье чувство радости меня почему-то до сих пор не отпускало, и даже не волновало, как нечто неестественное и отторгаемое.
- Да мне, в общем, плевать. Разу уж наметили, то пошли сюда. Ты же знаешь, если будет душ – мне этого хватит с головой.
Этот дом не показался мне чем-то, к чему бы я хотела стремиться. Знаете, все эти аккуратные клетки, в которых живут строгие папаши и мамаши-наседки, или куда приезжают гостевать богатенькие семьи – я понимала, что у меня никогда этого не будет, но и не жалела об этом. Я дворняга – а они привыкли выгрызать свой завтрашний день. Мне это в кайф, вот такая волокита и беспризорность, полет мысли и потеря во времени. Неизвестно, что будет завтра, куда занесет нас ближайшая дорога, главное – чтоб не одну. Все чаще провожу параллели с собаками, но я и правда больше привязываюсь к человеку, нежели к месту и способу жизни – это все тает быстрее, чем мороженое в Майами, так и нечего по этому страдать. Правда, люди уходят не с меньшей легкостью тоже.
- Будешь? – протягиваю Кид косяк, - пока стряпней заниматься будем, явно не помешает.
Наше время.
Я не могла поверить, что это она. Та самая Джули Кидман, далекий привет из мутного прошлого, которое я бы уже не хотела вспоминать. Какого черта она здесь забыла? Неужели это то, о чем меня предупреждали, гребаные видения, вызволенные из самых темных углов воспоминаний? Но это было просто невозможно. Сейчас, глядя в ее глаза в тусклом свете ее фонарика и моей неоновой сферы, я была точно уверена, что это не кто-то другой, что это абсолютно осязаемое и реально. Будто мы вновь оказались в том доме за Сиэтлом, когда там выбило пробки и мы всю ночь курили, разговаривая о ерунде и предаваясь этому незамысловатому кайфу. Но сейчас, здесь – она была другой. Будто окаменевшей, еще более мертвой, что ли, и я все еще не могла понять, что происходит.
- Какого хуя, Кид? – завидев, как девушка потянулась к топору, я машинально откинула ее исходящей из рук неоновой волной и та повалилась на пол. Мне же тоже сил уже ни на что не хватало, кроме как аккуратно опуститься на колени, - ты не ушиблась? Блять, что за бред здесь происходит.
Услышав протяжный треск в конце коридора, не суливший ничего волшебного, я молниеносно потянулась к девушке: - Нам надо съебывать отсюда, кем бы ты ни была, слышишь? Просто вставай.
Отредактировано Abigail Walker (15.06.15 16:19:40)