- Все началось, Лаура.
До нелепости пафосные слова эхом прокатились по темной комнате поместья, вздымая легкие клубы пыли по углам. Рувик сжал руки в кулаки, впившись отросшими ногтями в шершавые шрамы на ладонях, и еще раз неуверенно посмотрел на полуистлевший портрет своей семьи. Лица родителей давно стекли вниз уродливыми пятнами, искажая черты до неузнаваемости восковых масок. Лаура же по-прежнему отвечала ему на взгляде немой пустотой на месте сорванной части картины. К чему все эти слова и глупые факты? Всего лишь команды, подстегивающие самого себя. А все потому, что сейчас Рувику было страшно. Он уже несколько часов стоял здесь, в этом наглухо забитом уголке собственной памяти, пытаясь заставить себя выйти отсюда и добыть то, что было столь необходимо. Мерзкое ощущение чего-то неизбежного тугим комком засело где-то под сердцем, напоминая о предыдущем провале и предательстве. А сейчас все совсем по-другому - его мозг заражен и трижды проклятым Мёбиусом, и дураком - Хименезом, позволившим испытание этого совершенно бестолкового прототипа STEM со своим высокочастотным излучением. Рувик обернулся через плечо, злобно всматриваясь за собой, словно все выше перечисленные стояли за его спиной. Но комната по-прежнему была пуста, лишь из-за стены, словно из приглушенного радио, раздавались ранее чуждые этому миру звуки - треск раскаленного асфальта, стон разламываемых пополам зданий и визг автомобильных шин. "Скорее, детектив, скорее...!" Рувик отвел взгляд от стены, собираясь в последний раз посмотреть на безглазый портрет своей сестры - и чуть не ослеп от ударившего в глаза солнечного света.
Он стоял на самом краю крыши "Маяка", провожая взглядом спешно выезжающий с территории больницы белый фургон скорой помощи. Все, сидящие внутри - всего лишь сознания, уже отравленные и погибающие, кто-то продержится дольше, кто-то уже рассыпается на серый пепел. И лишь один из них, в бестолковой панике забивающийся в угол и заламывающий руки... Все сознания, когда-либо бывшие запертыми внутри мозга Рубена Викториано, походили на неправильно подобранные детали часового механизма. Рувику подолгу приходилось обрабатывать и оббивать не подходившие ему шестеренки, чтобы те удачно вписались к STEM и подстроились под её работу. Лесли же походил на давно утерянную, всеми забытую деталь, которую отыскали именно в тот последний момент, когда механизм уже трещал и ломался по швам. Рувик не сдержал победоносной улыбки, когда распадался короткой вспышкой серого дыма и переносился в салон машины, несущейся прочь из рассыпающегося города. Вот он, его ключ наружу - бьется в панической истерике, ощущая присутствие фантома как никто другой, опуская голову все ниже, избегая смотреть на подернутую рябью фигуру в белом балахоне. Короткий вздох и взгляд, брошенный в пол - и вот Рувик уже идет по раскаленному и вибрирующему асфальту, свободно проходя через завалы улиц и уворачиваясь от бетонных блоков, падающих с высоты многоэтажек.
Сознание Лесли мелькает где-то впереди, подобно солнечному блику после дождя. Он течет по этому миру легко, подобно капле воды на стекле, не цепляясь ни за что, движимый лишь какими-то своими незамысловатыми идеями. Нельзя спугнуть эту беззащитную бабочку, усевшуюся на цветок венериной мухоловки. Поэтому Рувик тихо шел буквально в пяти шагах от неуверенно семенящего Лесли, наблюдая за ним, замечая и улыбаясь под нос самой своей хищной улыбкой.
- Иди сюда, Лесли.
Он не отвечает, лишь машет головой и идет дальше, чуть ускоряя шаг. Боится как никогда раньше, видимо, чувствует, чем все это для него закончится. А Рувик продолжает идти за ним, растекаясь в пространстве радиопомехой и оказываясь совсем рядом, шагая плечом к плечу. Здесь, в этом бесконечно разрушающемся городе, понятие времени и пространства отсутствует. Рувик чувствовал, как где-то глубоко, на самых дальних страницах своей памяти, другие уже расползлись по разным сторонам, отбиваясь от взбешенного сознания хозяина этого мира. Но сейчас, прямо на это улице, все это неважно. Сейчас, для Лесли и Рувика, этот город будет бесконечен и цикличен, до тех самых пор, пока Лесли не поднимет голову и не встретится взглядом со своим страхом.
- Тебе не нужно меня бояться.
Нужно, еще как нужно. Погоня за белым кроликом превращается в слежку, а Алиса становится удавом. Рувик так же ровно идет рядом от причитающего на своем языке Лесли, стараясь аккуратно перехватить его руки, без конца что-то перебирающие, поймать худое и бледное запястье. Действия слишком очевидны, чтобы не замечать их, и они пугают Лесли еще больше. И Рувик с мягким шелестом распался на хлопья кровавого тумана, сползая по земле мимо босых ног Лесли вперед, все так же тихо зовя его за собой. Лесли боится, но слушается - а что еще ему остается? Рувик снова материализуется перед ним, буквально в полутора метрах впереди, заставляя альбиноса замереть на месте. Поведя головой, он стряхнул с головы грязный капюшон - пусть Лесли четко видит его и представляет, что он за чудовище. Дома вокруг них рушатся все быстрее, образуя своими обломками круг, не давая Лесли возможности сбежать. Оглушительный грохот падающих останков зданий раздавался словно через ватные затычки в ушах - все потому, что сейчас Лесли должен слышать только Рувика, который легко улыбался ему своей жуткой обожженной улыбкой. Властно протянув руки, словно для объятия, Рувик снова позвал:
- Иди ко мне. Я не сделаю тебе ничего плохого, - сделает, еще как сделает.

Где-то глубоко - глубоко, на самых последних страницах, беснуется и воет STEM. Не те прототипы, стоящие в лабораториях Мёбиуса и "Маяка". Та, единственная, которую сознание выстроило в горячечном бреду, сердце этого мира и последняя надежда своего хозяина. Сейчас машина грохочет обезумевший победный марш, чувствуя столь необходимую её деталь. Сознание подстегивает своего хозяина начать работу как можно скорее, но он не может. Здесь нет смысла подключать больную и испуганную душу - она должна сама и добровольно лечь под нож. Но эта душа совершенно не желает быть изрезанной.
- Нет, нет, нет, оставь, оставь, ОСТАВЬ! - Рувика оттолкнуло на пару шагов назад непонятной волной, заставив с трудом удержаться на ногах. Он пошатнулся, оборачиваясь и разглядывая натужно трещащий город. Здесь что-то не так - его собственное сознание не испытывает сейчас настолько сильных эмоций и не находится в состоянии психостимуляции. Такое уже бывало, когда Мёбиус пытался контролировать его мозг с помощью препаратов - тогда Рувик в бешенстве разрушил то, что только что создал, и надолго вывел компьютеры компании из строя, не забыв оставить в системе данных бардак и хаос. Сейчас же все было по-другому - словно кто-то непроизвольно разрушал здесь все. Рувик выбросил вперед руку, заслоняясь от летящего на него обломка стекла в человеческий рост, заставляя тот замереть на месте, и с ужасом осознания обернулся на Лесли. Тот уже успел недалеко убежать, все так же крича от страха и обхватывая голову руками, пошатываясь и с трудом умудряясь не упасть. Вот почему окружающая действительность рушится - этот участок памяти обновляет система, готовясь заново создавать новое. Сейчас как никогда важно не упустить его, этот ключ, который как назло бежит прямо к разрастающейся трещине в асфальте.
Стекло над Рувиком разрывает на звенящую пыль от нового прилива гнева в сознании своего создателя. Сорвавшись с места, он исчез в пространстве, несясь по нему, смешавшись со стеклянной пылью. Неважно как, необходимо поймать Лесли до того, как он сорвется. От погибшего сознания толку мало, ему достанутся лишь мало значащие обрывки воспоминаний, слабо питающих сознание манипулятора. Всего лишь мгновение - и материализовавшись, его обгоревшие руки перехватывают наконец почти прозрачные запястья Лесли, толкая его назад, спиной на грудь Рувика.
- А ну, хватит! - гневный крик сорвался с его губ против воли, обращенный то ли паникующему сознанию в его руках, то ли к своему собственному миру, крошащемуся против его воли. Последний послушался - обломки замерли в воздухе прямо над их головами, а в воздухе воцарилась почти ватная тишина, нарушаемая лишь всхлипами Лесли, все так же бьющегося в руках Рувика. Он опустился на горячий асфальт, крепче обхватывая руки вокруг слабо трепыхающегося тела, заключая его в почти издевательские объятия. Лесли немного утих, вырываясь все слабее - Рувик почти физически ощущал, как его воля слабеет перед силой и опасностью чужого сознания. Сквозь вату тишины он слышал отголоски чужого сознания - тихий разговор на языке врачей, чьи-то крики и звуки ударов, сквозивший через все это стук колес поезда. Он чувствовал боль и страх ребенка, забившегося в самый дальний угол, и вместе с этим вспоминал собственные ужас и удушливую лихорадку. Рувик поднял глаза, встречаясь взглядом с прозрачно-голубоватым фантом десятилетнего мальчика, затянутого в строгий костюм, испытывающе смотрящего на свое собственное отражение двадцать семь лет спустя. Рубен точно знает, что им обоим следует делать. Он услышал эту немую просьбу, и требует ответить на нее. И Рувик кивнул ему.
Отцепив руку, он положил обгоревшую холодную ладонь на лоб Лесли, мягко проводя ей вниз, словно пытаясь снять с его лица эту паническую маску. Стук колес стал громче, а вместе с ним усилились крики и удары. И именно они сейчас пугали Лесли куда больше, чем монстр, заключивший его в душащие объятия.
- Шшш, - он почти шептал ему на ухо, стараясь понизить голос до безопасных интонаций, - не слушай их, раз ты так боишься. Я знаю, что они сделали. И я знаю, кто это сделал... Я помогу тебе все вернуть.
Рувик вернул руку на прохладный лоб, осторожно поглаживая его, словно паутиной проникая пальцами внутрь мечущегося сознания. Уже не было вокруг замершего города, укрывшего воздух своими обломками - была бесконечная темнота, заполненная непонятными мечущимися тенями, едва различимых глазом. Да и Рувик уже не был собой - он снова тот ребенок с глазами цвета бездушной стали, слишком взрослый для страхов и слишком юный для горя. Он шел сквозь тени на звук тихого плача, раздавшегося из-под какого укрытия, стола или кровати, неважно. Рубен видел его - забившегося в угол мальчишку, такого же, как он, разве что более хрупкого и более любимого. Согнувшись, он заполз к нему, поджимая колени к подбородку и устремляя на хнычащего десятилетнего Лесли свой слишком взрослый взгляд.
- Это просто жуть - слушать, как они умирают, - Рубен кивнул головой туда, откуда доносились булькающий кровью кашель и звуки протыкаемой ножом плоти, - Я вот слышал, как горит моя сестра. Не хочу теперь, чтобы еще и ты это слышал.
Он придвинулся поближе, протягивая руку к бледному фантому, столько глубоко спрятанному в больном сознании. Вся эта непроглядная темень, болезненная чернота, все это надумано, накинуто страхом в попытке оградить ребенка от видимых ужасов. Неизвестно еще, что милосерднее - то, каким в результате стал Лесли, или то, во что превратился Рубен.
- Мы можем тебе помочь, - Рубен перехватил ладонь Лесли, сжимая её и не отрывая внимательного взгляда от заплаканных глаз, - Они все сгорят так же, как сгорела моя сестра. Ты только... Ты только сделай то, о чем он тебя просит, пожалуйста.

Здесь темно и душно - почти как в том самом подвале. Не хватает только влажного стука капель по полу, но их с успехом заменила бесконечная какофония звуков смерти, через которые издевательской нотой сквозила ласковая мелодия музыкальной шкатулки. До чего трогательно. Лесли тихо плакал, зажимая рот ладонями и в отчаянии прибиваясь к холодному, словно надгробная статуя, Рубену, на что тот неловко обнимал альбиноса в ответ. Хотелось бы, чтобы тогда, далеких двадцать семь лет назад, кто-то пришел к полыхающему амбару и сказал нечто подобное. Успокойся, все будет хорошо, мы поможем... Но никто не приходил. И Рубен продолжал в агонии кататься по земле, воя, как раненый зверь, а охваченное огнем дерево звонко трещало, ломаясь и вскидывая в воздух снопы искр, словно подпевая крикам ужаса, раздающимся из амбара. До чего иронично.
Отвернувшись от Лесли, Рубен вгляделся в непроглядную темень вокруг себя. Странное чувство, словно тени затеяли игру с его зрением. Если смотреть прямо и в упор, чернота становилась еще более вязкой и глубокой. Но на периферии зрения он мог разглядеть мечущиеся тени куда более отчетливо, уловить отголоски их движений. Это сознание слабое, больное и измученное, и коснуться его совсем несложно. Знакомая мысль, один быстрый взгляд - и одна из теней валится вниз, охваченная жутким золотисто-красным огнем, разрывая вязкую темноту вокруг своими воплями. Рубен улыбнулся под нос, снова обращаясь к Лесли:
- Мы не спасем их, нет. Их уже никогда не спасти. Но ты помнишь, кто это с ними сделал. Смотри же, что мы можем сделать с ними в ответ, - он поднял руку, указывая на верещащий и объятый пламенем силуэт. В ту же секунду ладонь обожгло знакомой, пугающей до истерики болью. Не сдержав мимолетной гримасы, Рубен прижал руку к груди, украдкой рассматривая ладонь. На тонкой детской коже гниющим цветком распускался ожог, спуская побеги горелой плоти к пальцам. Одернув рукав пониже, он опустил руку, чтобы Лесли не заметил. Не стоит его пугать и настраивать против сознания Рубена. Обхватив его за плечи, Рубен мягко оттолкнул его от себя, поднимаясь и сразу перехватывая Лесли за слабое запястье.
- Пойдем, - он несильно потянул его за собой, чуть ли не ободряюще улыбаясь.

---

- Пора выйти отсюда, Лесли, - Рувик вкрадчиво шептал, легко удерживая обмякшего на его руках мальчишку, чуть ли не ласково поглаживая его по тонким волосам. Собственное тело уже начало распадаться, взбираясь кровавыми хлопьями по белым рукам. Всего каких-то несколько мгновений - и Рувик впился в вечно заплаканные глаза Лесли, проникая по белым волокнам нервов в самый глубокий уголок мозга, намертво сковывая его сознание и подчиняя себе.
Тело словно насквозь прошило тысячью электризованных нитей, плотно прибивая его к горячему асфальту. Рувика затрясло под аккомпанемент взвывшей STEM, а перед глазами бешеным калейдоскопом замелькали картинки - кровь, стекающая из отрубленной свиной головы, мягкие руки сестры, подсовывающие ему под столом запрещенные конфеты, ошалело вращающая глазами отрезанная человеческая голова, ветви деревьев в лучах солнечного света, пугающе знакомая лаборатория, заполненная бегающими людьми и чужое (нет, уже собственное) тело, погруженное в зеленоватый физраствор... Все прекратилось так же мгновенно, как и началось. Рувик лежал на боку, ощущая щекой отчего-то вибрирующий асфальт и вбирая ртом воздух с отчетливым привкусом металла. Он ощущал себя очень странно - словно организму стало вдруг очень тесно в собственной коже. Вяло пошевелив конечностями, Рувик неловко сел, опираясь на руки и заваливаясь на бок. Все, происходящее сейчас с ним, сбивало с толку. О подобном он не читал ни в одной из своих книг или лекций, это было нечто настолько пугающе новое и чуждое, что...
- Да что, черт возьми, так гудит...? - Рувик спешно прижал ладонь к губам, подавившись собственным голосом. Собственным? Голос был куда моложе, звонче, без привычного шелестящего хрипа. Да и под рукой не ощущалось привычных бугристых ожогов, страшной маской сковавших лицо.
Рувик поднес руку к глазам, ожигая увидеть старые шрамы и свернувшуюся кожу, но вместо этого увидел тонкие бледные пальцы, с недавно зажившими царапинами и обкусанными ногтями. Он спешно ощупал лицо, неожиданно чистое и молодое. Прижав ладони к лицу, Рувик снова упал, завалившись набок и подтянув колени груди, и надрывно всхлипнул. Получилось, все получилось. Впервые за долгое время его затопило мощной волной собственного триумфа, чуть ли не вышибающей воздух из легких. Не сдерживаясь, он вскочил на ноги, вскидывая руки в победном жесте к небу - и замер. От этого легкого жеста осколки зданий, до этого куполом висящие в воздухе над его головой, снесло в стороны мощным порывом. Асфальт под ногами просел вниз, плавясь и покрываясь пузырями. Рувик еще раз взглянул на свои руки, сжимая их в кулаки и, свирепо улыбаясь под нос, со всей силы ударил ими по вздувшемуся асфальту.
Город наполнился мощным гудением, сравнимым с ударной волной от рухнувшей ядерной бомбы. С секунду между домов дул напряженный ветер, а затем огромные небоскребы надломились, словно мощные деревья в ураган. Здания рушились друг на друга, вырывая фундаменты остатки улиц и дорог. Электричество трещало в воздухе, воспламеняя даже бетон и стекло, которое лопалось, осыпая руины дождем из осколков. Рувик метался по когда-то красивым улицам, в припадке дикой радости руша целые дома одним лишь прикосновением, заставлял асфальт падать вниз, образуя целые пропасти. Все получилось, он все сделал правильно. Остановившись посреди сползающих по собственному каркасу небоскребов, Рувик рухнул на колени, до боли стискивая собственные плечи пальцами.
- Я это сделал, Лаура... Теперь пора домой.