Они ждали, что каждый из сотни, у кого были способности, всего лишь бомба с часовым механизмом. Никто не знает, когда сработает таймер, а запускался он ровно тогда, когда проявлялся ген. Они боялись и ненавидели их, не понимая, что менять что-то бесполезно. Помощь, забота, хоть какое-то проявление не безразличия, может это ответ, чем заключение в клетку с попыткой отгородить проводников от мира. Словно их никогда и не было. Они хотели починить его, исправить, будто он был сломан. После короткой статистики, мерно начитанной представителем Д.Е.З., экран всегда мерцает обнадеживающим обещанием спасти и оберечь от угрозы. Таких экранов с десяток по всему Сиэтлу, миллионы во всем мире, все они говорят одно и то же. Все они ошибаются.
Сейчас самое лучшее время быть живым, частенько он слышал эту фразу.
День был в ожидании чего-то. Гостей или поворотного события, погода не знала, как реагировать, но в конечном итоге солнце спряталось под плотной завесой густых, как молоко, туч. Стало немного темнее, и ветер усилился. Люди могли и не ощущать этой тонкой перемены в общем настроении, только заторопились, никто не хочет намокнуть.
Делсин щурится от ветра, который норовил больно ударить его по лицу. Он бежал сначала с ним наперегонки, а потом тот резко сменил курс, пытаясь притормозить акомиша. В какой-то момент, и вовсе сбить с пути. Черт, у него почти получилось. Особо сильный порыв сбил дыхание, вместе с тем, и концентрацию, почему он чуть не сорвался, дезориентированный и уязвимый для удара об асфальт. Он перемахивает, почти слетает, но успевает схватиться, сердце пропускает пару ударов, а в груди холодеет, испуг граничащий с потерей сознания. Сглатывает, вглядываясь вниз, в воображении рисует, как картинно разлетелись бы его мозги по грязному переулку, пальцы застыли на выступе, вцепившись в него мертвой хваткой. Делсин подтягивается, не спеша взбирается на крышу, дрожащие ноги так и норовят соскользнуть с кирпичной кладки, снова позволив гравитации сделать свое дело. Ему все еще кажется, что когда-то он доиграется, и Реджи придется не сладко, угадывая в кровавом месиве брата, в итоге опознав его по предметам одежды. Ему было не по себе, когда в него стреляли те психи, не по себе каждый раз, когда вдруг он теряет контроль над способностью, все еще не привыкнув, что перед ним открылись новые возможности. Делсин не знает, почему это происходит с ним, время от времени. Испуг, какой был впервые, когда он вцепился в руки Хэнка, тоже до чертиков напуганный, что Реджи поджарят без масла, а ему свернут шею, плавно переходящий в шквал чужих воспоминаний-слайдов, голоса Дотри. Он вспоминает, что Дотри и правда упивается своими силами, но даже не будь их у него, все равно был бы доволен собой, какой он хитрый и щ-и-к-а-р-н-ы-й. Делсин уже поднимается на ноги, с этим самым убеждением, что он, шикарней не бывает. Роу готов продолжить бег, но это знание, что ему нужно двигаться дальше, сменяется непонятной ностальгией. До его носа доносится запах солоноватой воды, запах утренней росы, такой запах никогда не просочится в мегаполис, потеряется и забьется другими, без шанса задержаться в каменных стенах. Он выискивает взглядом источник, это мог быть магазинчик с цветами, который поспешили бы закрыть, или лавка с дешевыми парфюмами. Нет, всего лишь девушка, которая шагнула прямо из стены.
Что?
Дальше разворачивается комедия, за которую должны доплачивать таким быстрым и решительным, как этот парнишка. Делсин, как случайный свидетель, поспорил бы с девушкой, она, технически, только что нарушила закон целостности материи, так что сделала что-то. Он не знает, кого ему и правда стоит защищать, сколько смертников скрывалось за обличием невинных детей, в чем, последние, конечно, не виноваты. Но, снимать с предохранителя автомат, а значит быть готовым совершить преступление, увольте. Делсин растворяется в сточной трубе, бесшумно материализуясь за спиной дезовца.
– Ты же слышал, – акомиш старается придать своему голосу убедительности, покашливая, и снижая голос на полтона, – она ничего не сделала.
Хватает секунды, чтоб тот обернулся, как в замедленной съемке, нажимая на спусковой крючок, а Делсину не нужно больше, чтоб пройти через такую преграду, как автоматная очередь, опуская ладонь на затылок оперативника, надавливая и приглашая его познакомиться с землей. Чтоб не рыпался, Делсин взмахивает рукой, лишая его возможности пошевелится, вокруг рук и ног дезовца марево из пепла. Со стороны, он и безымянная девушка, всего лишь бродячие фокусники, которые бесплатно устраивают представления. Делсин хочет спросить, в порядке ли она, но совсем рядом свистит пуля, искря впиваясь в мусорный бак. Роу вжимает голову в плечи, оборачивается – им доставили пиньяту к празднику. Путь к отступлению преграждает БТР, из которого сыплются стрелки, как те самые пчелы из улья, который был замаскирован в папье-маше.
– Мне нужно, чтоб ты отошла в сторонку, – просит Делсин.
Последний импульс, который ему удается собрать в ладонях, он отправляет в транспортер, тем самым создавая для себя идеальный источник для подпитки. Потом – интересней, начинается фильм Джона Ву, только голубей не хватает. Цепью ему удается выбить у двоих автоматы, опалив раскаленным железом ткань перчаток, служа предупреждением, что шутить он не будет. Он оглушает оппонентов, встряхивая их изнутри жаром, разбрасывая их как котят, но когда понимает, что новая порция не заставит себя ждать, понимает, что долго так не продержится.
– Бежим, скорее, – запыхавшись зовет он брюнетку.
Черт пойми, стоит ли ему доверять, но он себе доверился бы. Наверное, особенно, в ситуации, когда он безоружен, если не брать во внимание, что он сам по себе оружие.