- Всё в порядке, командир, можно начинать.

Командир. Слово, вызывающее во мне приступы омерзения и желания вновь скрыться от всего мира,  тут же подавляемые гордостью вперемешку с плохо скрываемым за ухмылкой самодовольством. Это довольно странный спектр эмоций, если учесть, что раньше я не испытывал ничего, кроме покорности, смирения и вечной усталости. Непривычно и броско, кажется, что пройдёт ещё пара минут, и меня разразит самой настоящей истерикой, я перестану чувствовать себя так, как должен – спокойным и решительным. Перестану чувствовать себя командиром. Да, а должен ли я? Несомненно. Мне ещё только предстоит свыкнуться с тем, что у них получилось то, что они хотели добиться от меня; выжимая последние силы, давя на резервы и не давая спуску ни на секунду с самого детства, с того самого момента, когда я выучился ходить, говорить и понимать, что весь мир  - это тот ещё чан с дерьмом, в который мне предстоит окунуться, если я хочу жить дальше. Я не хотел. Но мне приходилось. Да и много ли вы видели детей-самоубийц? Единицы. И среди них, к счастью, не оказалось меня. Мне ещё рано умирать. Слишком рано. Прежде чем я отправлюсь на тот свет, я захвачу с собой ни одну сотню этих ублюдков из «Армахэма», доберусь до Харлана Уэйда и самолично вырву ему гортань, тут же предлагая сожрать её, чтобы вернуть на законное место. Эта мразь же так цеплялась за свою никчёмную жизнь. Так тряслась, когда мне, пока ещё только ребёнку, удалось убить охрану. Интересно, что он станет делать, когда увидит рядом с собой меня?

В голове накрепко засел прогноз погоды. Полуусталый голос диктора дежурным тоном зачитывал написанное на листе сообщение, не радуя горожан ничем, кроме обещаний, что на следующей неделе температура начнёт постепенно падать и приходить в сезонную норму. Следующей недели может не быть. Ни для них, ни для этого диктора. Ни для меня. Репликанты, наверняка почуяв тревогу и смятение в моём сознании, начинают сами переглядываться между собой, пытаясь понять, что они чувствуют. Бедные дети. Они не знают и половины человеческих чувств,- всё, что им доступно, это собранность и спокойствие, иногда страх, иногда гнев. Не более. С точки зрения «Армахэм» - это было доступным идеалом, ибо в любом другом случае никто обладающей настоящей, неподавляемой личностью не стал бы так спокойно и безропотно идти, как агнец на заклание. В случае со мной они крупно просчитались. Надеясь похоронить глубоко под землёй, изолировать и наглухо заколотить все возможные входы и выходы, из которых бы могла выбраться она – моя мать, Альма Уэйд – невероятное существо, подарившее мне жизнь, цель и смысл. Моя к ней привязанность была в разы сильнее, нежели в нормальных семьях между матерью и ребёнком. А всё от того, что мы никогда не были такими, как все. Наверняка я даже не числился за гражданина той страны, в которой я рос. Занимательно, правда? Я должен был стать таким же, как и эти несчастные дышащие создания, готовые безропотно броситься под пули только потому, что я им приказал. Но я был на порядок умнее и независимее безликих репликантов. Ещё один промах со стороны «Армахэм». Интересно, если я, считая их критические ошибки, начну загибать пальцы на руках, то как скоро у меня не хватит на это рук?

- Командир?

Им было бы достаточно мысленного «да», но на это раз я сдержанно кивнул обращающемуся ко мне разведчику и вышел из здания навстречу пока что мирно живущему городу. Наверняка слух о моём побеге разлетелся по всему Фэйрпорту, но меры до сих пор так и не были приняты, что оставляло меня в достаточно большом выигрыше. Если подобный настрой сохранится и в дальнейшем, то можно будет избежать многих жертв, в том числе и среди гражданских – в «Армахэме» работали беспринципные ублюдки, и я это знал. Они не станут размениваться по мелочам в тех случаях, когда на кону стоит их репутация. А в моих планах было её хорошенько подпортить. Тем более, со мной всегда была моя мать. Всегда. У наших мучителей попросту не было шансов, вот и всё.

Она призывала меня наказать виновных. Я призывал свою армию уничтожать всех, кто оказывает нам сопротивление. Над городом зарождалась буря, и мне предстояло стать оком этого урагана. Нет, свыкнуться с ролью командира и понять, что ты теперь свободен – по настоящему, для тебя не существует ни преград, ни запретов, ни стоящего над душой конвоя, и ты волен мыслить и действовать самостоятельно – было куда сложнее, чем казалось с самого начала. А у меня было так мало времени на то, чтобы полностью адаптироваться в новой роли. С другой стороны, меня всю жизнь к этому готовили, а я был отнюдь не самый худший ученик. Скорее наоборот.

Мне приходилось утешать себя самостоятельно. Даже в те минуты, когда мне хватало сил лишь на то, чтобы успеть опереться на грязную, всю в подтёках, засохшей краске и пыли стену какого-то дома, чтобы не потерять равновесия. Да, я был телепатом. Я мог читать чьи-то мысли, даже управлять чужим сознанием. Только вот в чём штука: моим способностям подчинялись исключительно те особи, что имели один со мной генетический код. Иными словами, все клонированные от моего ДНК солдаты реплики были полностью в моём подчинении, чего я не мог сказать о рядовом работники лаборатории, чьё сознание было наглухо закрыто для меня. Я мог лишь убивать своей силой, направить её во благо – увы, не мой профиль. Мама умела многое, но ей не хватало душевных сил, чтобы из хаоса воссоздать гармонию. Мне же просто недоставало её умений, которые были бы донельзя кстати в тех ситуациях, в каких я оказывался раз за разом. Потому что это ужасно неприятно – выворачиваться наизнанку, когда на тебя глазеет с десяток телохранителей, готовых, конечно, поддержать меня в момент падения, но не имеющих возможности остановить рвотные позывы. Сырое человеческое мясо на вкус отвратительно, и это можно было бы пережить, если бы истощённый организм не отказывался от такой экзотической пищи. Иного способа работы со знающими что-то людьми я не знал. Мне приходилось в буквальном смысле питаться ими, чтобы добраться до необходимых мне воспоминаний. И на пятый или шестой раз безучастие взглядов солдат реплики начинало меня угнетать. На десятый я начал откровенно желать им смерти, хотя они не были виноваты. Их не запрограммировали на сочувствие. Зато они прекрасно знали, что такое боль и страх.

И мне чертовски надоело каждый грёбанный раз размазывать по лицу кровь. Не свою – чужую. Потому что она, блядь, не прижилась.

Пятнадцатый, освежёванный прямо на своём рабочем месте – Йен Хейвс, кажется?  - уже не имел того мерзкого металлического привкуса, скорее всего мой организм таки сдался и решил перестать сопротивляться вынужденно применяемым мерам. Но меня всё равно по-прежнему мутило, поэтому тяжело осев в офисное компьютерное кресло, я глубоко вдохнул, запрокинул голову и попытался расслабиться, чтобы не дать себе снова корчиться на полу в попытках поскорее освободить желудок от человеческого мяса. Тем более у меня помимо этого было чем заняться. Воспоминания Йена вели меня прямиком в центральный управленченский блок, где уцелевшие сотрудники наскоро уничтожали улики против «Армахэм», а их решительные голоса головной болью отзывались в моих висках и затылке. Поморщившись и кое-как заставив себя подняться на ноги, я с горечью подумал про себя, как забавно, наверное, будет выглядеть моё истинное состояние рядом с идеально проецируемым фантомом, бродящим по зданию.

- Командир, у нас проблемы.

Оторвавшись от судорожного перебора документов, я наскоро выцепил телепатическую волну, обращающегося ко мне репликанта. Он был поблизости – в соседнем корпусе с выходом на задний и хорошо патрулируемый клонами двор. Но насчёт «патрулируемый» у меня уже успели возникнуть сомнения, потому как «проблемы» не появлялись из ниоткуда.

- Мы потеряли двоих: тела нашли в подсобке, обглоданные. Командир?

О нет, это не моя прерогатива – есть собственных подчинённых. Здесь было что-то другое, возможно, что вмешалась Альма, но в её случае она оставила бы залитое кровью помещение и обугленный скелет несчастного попавшегося под горячую руку. «Обглоданные», - кто-то самым наглым образом решил мне испортить вечер встреч со старыми знакомыми. В сознании вновь всплыл голос диктора, вещающий о душной погоде – дышать на улице было действительно нечем, от этого мутило только сильнее, но желание устранить проблему в момент её зарождения было в разы рациональнее желанию присесть на бордюр и перевести дыхание. На дурацкий вопрос «почему я?» мгновением позже зародился отвтет, в ту самую минуту, когда мне удалось распознать чьё-то чужеродное движение, не принадлежащее никому из этого места – ни охране, ни клонам, ни сотрудникам корпорации. Мужская фигура среднего роста, на голове капюшон, движения вполне себе хорошо скоординированные, не ломанные, есть возможность поговорить по душам. Создаваемые матерью аномалии не обладали подобными аурами, что чувствовалась у замеченного мной человека. «А почему нет?» Действительно – кто, если не я? Нужно было взрослеть. И всё это исключительно ради матери.

- Поговорим? – бросаться подобными вопросами в темноту, когда сам не знаешь, что тебя в ней может ждать – глупая затея, если, конечно, у тебя нет за спиной пары обученных и вооружённых до зубов солдат. Мне повезло располагать этим бонусом. В противном случае шансы на выживание у меня были невелики, и опять же – если в процесс не вмешалась бы Альма.

А она всегда была со мной. В моём сердце, сознании, в моих воспоминаниях. Или всё-таки это были её?..

- Единственное, что я могу тебе сделать – так это угостить ножом. А вот ребята с винтовками могут перейти к более грубым аргументам, - усмехнувшись, я проследил взглядом за своим собеседником, готовясь в любую секунду скомандовать атаковать, если вдруг  тот решится напасть первым. – Но в моих интересах узнать то, кто ты такой и почему здесь находишься, если по-хорошему тебе стоит держаться от этого места подальше.

«Подражатель? Вряд ли. Кто-то из экспериментов «Армахэм», о чьём существовании я не знаю? Возможно».

Кем бы ни был этот странный человек, уничтожать его на месте мне бы хотелось в последнюю очередь хотя бы из-за совпадений в гастрономических предпочтениях. Поэтому я с удовольствием готов был выслушать всё, что он сумеет сказать в своё оправдание.

- Ошибка.

Как же это приятно, когда с тобой идут на контакт, ещё и поддерживают беседу, направляя её в нужное плодотворное русло. Словами не описать, сколько счастья испытываешь, когда по душам разговариваешь с человеком, а речь собеседника просто льётся рекой. Где-то в ином измерении всё так и есть. А в том равнодушном мире, где мне не посчастливилось родиться и вырасти, всё было с точностью и наоборот. И нельзя сказать, что я сильно удивился куце выплюнутым в мой адрес словам и попыткам уйти от разговора. Наиграно возведя очи горе, я оставил отряд, а сам направился к допрашиваемому. Что-то подсказывало мне, что у нас с этим парнем не выдастся конструктивного диалога. Может быть, дело было в угрозах. А, может, ему просто не повезло оказаться не в том месте в такое время. Ибо:

- Стечение обстоятельств, -  донельзя точно характеризовало всё то дерьмо, в котором оказался и я, и это человек, и ребятки из «Армахэма». К последним я не испытывал никакой жалости. Впрочем, жалко мне не было бы и этого случайного встречного, нанёсшего прямой ущерб моему отряду, в котором я командир. Наверное, придётся повторять это звание множество раз, пока мозг не свыкнется с тем, кем я стал. Не отыщет для себя самое удачное оправдание всему происходящему. И только тогда я успокоюсь.

А, может, и нет.

- Это ведь был ты? Ты отдал им приказ умереть? – очень странные вопросы, но они вполне приемлемы, если учесть, что у этого человека хватало ума питаться человечиной, но недоставало интеллекта понять, что от подобного с собой обращения люди умирают. Или он имел в виду что-то ещё? Не столь важно. Он просто крадёт моё время.

Голова всё ещё кружится, равно как волны дурноты подкатывают к горлу, заставляя слегка щуриться и морщиться, но всё-таки держаться и верно расставлять приоритеты. Не время для слабости. В будущем, если мой план удастся реализовать, у меня вообще не будет времени на себя. Нужно закаляться, пока есть возможность. И начинать следовало с малого. С такого расстояния уже можно рассмотреть безобразные пятна крови, запёкшиеся на лице и одежде странного незнакомца, а в голове коротким всполохом промелькивает мысль о том, что я, вероятно, выгляжу ничем не лучше. К чёрту. Он сказал, что не имеет отношения к «Армахэм» - сказал же? – поэтому ничто не останавливает меня от резкого удара в челюсть. Этого было достаточно для того, чтобы щуплый пожиратель клонов опрокинулся на спину, делая за меня часть нелицеприятной работы. До этого мне попадались крепкие и устойчивые охранники АТС, с которыми было больше возни, чем результативного толка, на таких же субъектах душа отдыхала по полной.

- Не хочешь говорить со мной, задаёшь смешные вопросы, а потом удивляешься, за что я так с тобой? – удобнее устроившись верхом на своей жертве, я усмехнулся и извлёк из ножен оружие, к применению которого я прибегал исключительно в крайних случаях. – Это не страшно. Твоя кровь сама мне расскажет всё, что я хотел бы знать.

Никто не знает, как я пришёл к людоедству. Я часто видел кошмары с моим участием, в которых я рвал людей на куски своими собственными руками, затем поглощал их плоть так же легко, как завтракал лабораторным пайком. С годами подобное стало совершенно естественным. Правда первая попытка каннибализма оказалась ужасной, но со временем ко всему привыкаешь. Если не злоупотреблять, конечно. Правда с другой стороны стоит заикнуться о том, что у меня особенно не было выбора. Люди не хотят идти на контакт – люди идут на закуску. Проще относиться к подобному аморальному поведению с долей иронии, и муки совести сойдут на нет. К тому же, это приносило некоторое удовлетворение, а такие мелочи, как отторжение человеческим организмом себеподобного мяса, что ж… не всё так просто. Кажется, я перешёл ту черту, которая отделяла меня от здравомыслия, и позволил себе окунуться в безумие, сохраняя при этом зачатки разума. В противном случае эпидемия сумасшествия захлестнула бы мою армию. А этого нельзя было допустить.

Если кто-то думает, что человеческие челюсти не способны наносить такие травмы, так как в них нет той силы, что есть, к примеру, у питбулля, то он глубоко ошибается. Табуированность каннибализма заложена в каждом из нас, и даже те, кто очень хочет, зачастую не может заставить себя перегрызть себе подобной особи глотку. Равно как человек не может откусить себе язык или палец – это сидит глубоко в подкорке и постоянно даёт о себе знать таким странным явлением, как «инстинкт самосохранения», которого я, кажется, был напрочь лишён. После меня хоть потоп – я должен был освободить Альму, а позже был готов совершить самоубийство, так смертельна была моя усталость от всего. Вряд ли что-то подарит мне смысл действовать дальше после того как все мои цели будут достигнуты. Я насмотрелся достаточно смертей, чтобы понять, что это не так уж и страшно. Даже кажущиеся поначалу жуткими хрипы человека, захлёбывающегося в собственной крови, стали совершенно обыденными и даже в чём-то умиротворяющими. Говорящими о том, что всё идёт по плану. Агонизирующий подо мной незнакомец был таким же на вкус, как и многие до него – сырая человечина однообразна, - с горечью думалось мне, когда я почти скучающе собирал губами скопившуюся вокруг уродливой раны кровь. Всё это компенсировали воспоминания – настолько разные, запутанные и непредсказуемые, что я порой не успевал за ними всеми. Нужно было проявить сноровку, чтобы не упустить ни одной детали.

Снег идёт. Забавно. Я почти никогда не видел снега, а тем более такого количества. Бесконечное белое пространство, сугробы и тонущая в снегопаде линяя горизонта. Этот человек был точно не из нашего города, возможно, что он прибыл из другой страны. И человек ли? Об этом можно скоро узнать, потому как картинки сменялись не с лихорадочной быстротой, а плавно переходили одна в другую, меняя разве что чёткость и резкость, словно одни воспоминания накрепко засели в его голове, а иные отдавались лишь рябью по воде. Какой-то люк в земле. Не очень надёжный на первый взгляд, а затем снова метель. Переход случился дёргано, но я успел выхватить что-то явно напоминающее штольни, тут же сменившиеся на вполне цивилизованные помещения, похожие на рабочий сектор какой-то подземной лаборатории – там царил только искусственный свет, признаков естественного не наблюдалось вовсе. Клетчатый пол, какие-то записи, пыль, разруха. Кажется, это место было давным-давно оставленным людьми. Ещё один террорист? Нет, вряд ли. Будь этот человек убийцей, он бы стал защищаться сразу же, как только я напал на него. Скорее, он жертва. Стечение обстоятельств. Стоит надеяться на то, что он отмучился раз и навсегда, так как увиденное далее не внушало мне никакой уверенности в том, что он был в своём уме. И даже если был, то наверняка столкнулся с чем-то сверхъестественным – точь-в-точь как я сам. Мне это было привычно. Ему же – в диковинку. Да и чудные твари вроде гигантских пауков и каких-то невообразимых по размеру существ, чем-то напоминавших пиявок, стабильно вызывали в нём приступы страха. Затем снова штольни. Полупризрачный синеватый оттенок, затопленные какой-то бурой жидкостью помещения. Не удивлюсь, если это была кровь. Руки из стен – такие естественные, что мне самому стало слегка не по себе, и я бы мотнул головой, чтобы прогнать наваждение, но то, что будет дальше было в разы интереснее, нежели позыв избавиться от оживающих наяву кошмаров.

А потом всё прекратилось так же быстро, как и началось – рассеялось, оставив после себя лишь недоумение и обрывок запечатлённого в памяти снимка. Крупные буквы на здании со стеклянной крышей и взлётная полоса. «Фэйрпорт» - аэропорт. Значит, он прибыл сюда по воздуху. Последним осознанным воспоминанием осталось моё собственное появление. Как-то раздосадовано вздохнув и поднявшись на ноги, я принялся обдумывать увиденное, но ни одно логическое объяснение никак не желало приходить на ум, постоянно теряясь в нарастающей головной боли и привычной после подобных трапез тошнотой. Неприятным был только бог весть откуда взявшийся жар – пекло испачканные кровью руки, одежда соприкасалась с кожей с характерным для поднявшейся температуры ощутимым трением, сердце стучало сильнее обычного. Такого раньше не было, тем более у меня. Мой иммунитет был подкреплён паранормальной природой матери, и было странным ощущать себя простым смертным, едва ли не падающим от нарастающей лихорадки. Пара клонов спасли меня, обескураженного подобной реакцией организма, от подобного конфуза, вовремя подхватив под руки и удержав на месте. И я был больше удивлён, чем испуган, когда первый рвотный позыв едва ли не вывернул меня наизнанку. Кровь мешалась с желудочным соком, и мне пришлось зажмуриться, чтобы не было настолько мерзко наблюдать за собственной слабостью. Совершенно некстати вспомнился Харлан – он бы хохотал и измывался надо мной, если бы увидел, в каком положении я сейчас нахожусь.

- Что за чёрт, - слабый хрип не услышал бы даже я сам, совершенно раздавлённый и поддерживаемый разве что верными солдатами. – Что за дерьмо со мной происходит…

Тяжело уперев ладонь в стену и вдохнув поглубже, я снова зажмурился, в то время как рука клона в перчатке услужливо утёрла остывший пот с моего лица. Это начинало настораживать. Последним, о чём я вообще бы мог подумать, было то, что не все люди идеально здоровы – велика вероятность, что я подхватил какого-то сумасшедшего заражённого, и теперь в моей крови обитала та же дрянь, что разлагала разум несчастного, заставляя пожирать себе подобных. От таких мыслей точно сделалось не по себе.

- Собирайтесь, мы идём, - всё так же тихо скомандовал я отряду, сомневаясь, что в ближайшее время смогу двигаться самостоятельно – так ненадёжно дрожали ноги, хотя жар, вроде бы, отступил. – Вы двое - ликвидируйте тело. Не хотелось бы, чтобы город погряз в эпидемии, когда есть дела поважнее.

«Болезнь» для меня было таким же далёким и затерявшимся где-то в ранних детских годах словом, как «дружба» или «любовь». Пробираясь сквозь пелену мутных детских воспоминаний, до меня дошли обрывки навсегда отпечатавшихся в сознании кусочков собственной жизни. Тогда мне было чуть больше шести, и я впервые прикоснулся к своей матери – Альме. Была ночь, я это знал по погашенному в капсуле свету, и в рассеянном мраке посреди комнаты стояла сияющая изнутри девочка в красном платье. В таком освещении казалось, что одежда приняла такой оттенок из-за того, что была пропитана кровью – своей же или чужой, трудно сказать. Девочка протягивала ко мне свои руки, и я, словно находясь под гипнозом, покорно спустился с кровати, чтобы подойти вплотную к зовущему меня призраку. Дальше – пустота. В тот момент, когда я взял её за руку, меня словно ударило разрядом тока такой мощности, что я мгновенно потерял сознание, а заодно и память. Чуть позднее и со слов брата я узнал, что я пережил самую настоящую лихорадку неизвестного происхождения, из-за которой меня пришлось изолировать и ударно ставить на ноги. Болезнь прошла так же внезапно, как и началась, и то была не заслуга врачей из «Армахэм» - мой организм был сам в состоянии преодолевать создаваемые матерью трудности. Сложно сказать, что это было на самом деле, но с тех пор я не болел ничем, что мог бы подхватить обычный человек. Мой иммунитет был мощнее обычного в несколько раз и, наверное, неуязвим даже к смертельным заболеваниям. Этого нельзя сказать наверняка. На мне не рисковали проводить эксперименты из этой области, предпочтя целиком и полностью посвятить меня телепатии. Что ж, должен признать, что в этом они преуспели.

Нынешнее моё состояние я с трудом мог хоть как-то оценивать. События сменяли друг друга слишком быстро, чтобы начать делать выводы: лихорадка переходила в озноб такой силы, что сводило конечности, словно я случайно оказался в ледяной воде; резко накатывали панические атаки, и таким же цунами обрушивалась усталость, влекущая за собой кратковременную потерю сознания; меня мутило и трясло, и я не могу сказать точно, сколько раз приходилось останавливаться для того, чтобы позорно вывернуться наизнанку и при этом не отключиться от чувства отвращения к самому себе. Пару раз прямо перед глазами возникали белёсые руки, стремящиеся схватить меня за одежду или волосы, но тут же исчезали, стоило мне сделать ещё один шаг через силу. Единственное, что я сейчас понимал – я попал в не самую лучшую в жизни ситуацию. И чудо, что моё сознание, изрядно замутнённое этой самой заразой, оставалось всё ещё ясным и способным отдавать примитивные приказы. Но, с другой стороны, моя армия сама по себе была сообразительной, и именно их стараниями я уцелел на первых порах и не дал себе возможности выпустить ситуацию из-под контроля, а после и выйти из толком не начавшейся игры.

В себя я пришёл лёжа на диване в одной из приёмных комнат офиса. Таких  безликих коробок по всему зданию было великое множество, и в бесконечных лабиринтах было легко потеряться, если с собой не было примерного плана сооружения, а интуиция наотрез отказывалась с вами сотрудничать. При попытке встать мне на лицо сползло влажное полотенце, и я не сдержался кривой усмешки – мои ребята знали своё дело, и им ни в какую не хотелось лишаться своего командира. В их попытках поставить меня на ноги и проявить элементарное внимание по отношению к неожиданно подкошенному главнокомандующему читалась простая человеческая забота. В них был скрыт огромный потенциал – нарочито запрятанный в глубины каждого реплицированного разума, ведь слишком много чувствующий и понимающий солдат становится опасным. Он может не повиноваться, у него может сформироваться собственное видение ситуации или же, упаси бог, собственное решение, не совпадающее с решением командира. «Армахэм» нужны были покорные рабы, распознающие всего три эмоции: гнев, страх и боль. Они знали, как оказывать первую медицинскую помощь и готовы были встать живым щитом, чтобы защитить своих раненных, но только потому, что это было «необходимо». «Необходимость» была вживлена в них наподобие микрочипа. Они хорошо знали такие слова, как «надо» и «должен». Каждый солдат должен многое, потому что так надо. И они не жаловались. Их всё устраивало. А для меня подобное довольно скоро перестало быть утешением, сменив почти умилённое чувство по отношению к своему отряду на привычную нервозность и раздражение.

Болезнь отступала так же неожиданно, как и проявила себя – это и спровоцировало всплеск старых воспоминаний, к которым я вряд ли бы вернулся, не сложись ситуация подобным образом. Я чувствовал, как кровь приливает к рукам и ногам, расставляя те согреваться, как постепенно сходит на нет головокружение, как восстанавливается сердечный ритм, а зрение вновь охватывает привычную панораму, а не сосредотачивается в одной расплывчатой точке. Слабость всё ещё не желала проходить, но по крайней мере она не мешала двигаться дальше. Мы потеряли много времени, и если не продолжить поиски, потеряем ещё больше.

- Командир, - что-то опредёленно случилось. Но что на этот раз? - Обнаружил его в главном корпусе.

Я обернулся на прибывшего репликанта, надеясь увидеть очередного учёного, пытающегося скрыться от нас, или технического работника, спасающего свою шкуру от правосудия, но тот, кого привёл солдат, заставил обмереть на добрые полминуты, изумлённо глядя прямо перед собой.

- Оказал сопротивление, пытался атаковать меня шваброй.

- Ч… чт-то?..

Неизвестно, что меня смутило больше всего в данном случае. Причин было великое множество, и я, повидавший на своём веку немало необъяснимых явлений, сейчас не мог выдавить из себя ничего, кроме задушенного «что?..», звучащего наверняка до омерзения жалко. Я был растерян. Нет, я был раздавлен тем, что произошло, хотя я толком не знал ничего о случившимся. Отлично помня тот факт, что я попросил уничтожить тело, и зная, что репликанты не станут играть с огнём попусту и действительно приступят к утилизации трупа, я не мог понять, как так вышло, что тот, кого я убил некоторое количество времени назад, стоит сейчас под конвоем одного из солдат. Не выдержав подобного жизненного насилия над моим и без того источившимся заразой и стрессом организмом, я молча осел обратно на диван, отсекая попытку в ужасе схватиться за голову. Это всё напоминало очень дурной сон. Настолько, что не вязался со сверхъестественной реальностью, в которой я привык существовать уже с детских лет. Я знал, что мёртвые могут явить себя миру ещё раз. Я был уверен, что так и произойдёт после моей смерти. И я знал, что в один прекрасный момент найдётся что-то, что ещё раз изменит мои представления о жизни и смерти. Видимо, настал тот случай, когда стоит снова перекраивать мировоззрение под суровые реалии этого поистине безумного мира.

«Может, я всё-таки не ошибался насчёт эксперимента, а?»

Недавно мной умерщвлённый поганец не просто выглядел здоровее меня, - отражение бледного меня мелькало в погасших экранах монитора и красноречиво намекало о том, что видок у меня так себе, - но и выглядел не менее затравленным, чем я сам. Это немного злило. Как злил тот факт, что его плоть оказала на меня столь нелицеприятное воздействие. Но если он теперь сам шёл на контакт, о чём нельзя было сказать в прошлый раз, грех было не воспользоваться ситуацией. Ведь я всегда пытался наладить диалог и лишь потом, когда не удавалось достигнуть задуманного, пускался во все тяжкие.

- Что ты за фокусник, блять, такой?..

Соглашусь, что это – не самые вежливые слова из всех тех, что обычно звучали в начале разговора. Но совершив в прошлый раз ошибку и задав вопрос о том, что он делает на частной территории, я наткнулся на непрошибаемую стену загнанного в угол преступника, которого было проще освежевать, нежели начать допрашивать. Стоит признать, что я погорячился. И, увидев примирительно поднятые руки, я даже попытался испытывать к собеседнику что-то вроде симпатии. Не вышло. Я снова теряю время – если постараться, я мог бы ощутить, как оно стремительно утекает прочь, а я сижу и пытаюсь разобраться что и к чему. Только с другой стороны это было жизненной необходимостью. Что, если болезнь вовсе не ушла с концами и рано или поздно проявит себя? Ещё один из вопросов, который стоит задать этому человеку, ведь он наверняка знает ответ. Но если нет, то вновь действовать по старинке я второй раз не стану.

- Я могу объяснить?..

- Я тебя внимательно слушаю, - кивнув и мысленно приказав клону усадить гостя на офисное кресло, я чуть подался вперёд, складывая руки в замок. Внешне он был абсолютно безобиден. А при электрическом свете и вовсе казался очередным допрашиваемым с особенной привелегией – при любом стечении обстоятельств я не стал бы им питаться, потому как в прошлый раз хватило сполна. Но это не отменяло того факта, что он сам по себе был разносчиком какой-то заразы, и бог знает, как вообще она передаётся.

Или это действительно была не болезнь, а странного рода знакомство с очередным аномальным проявлением?

Хотелось бы на это надеяться.