Antethic — Cheliuskin

---

Фокси зол. Когда он распахивает занавески, кольца громко скрипят по балке, а потом затихают. Он дожидается, когда камера отвернется от него и выбегает из Пиратской бухты в плохо освещенный коридор.

Фокси зол, и когда он бежит, то декорации на стенах и потолке сливаются вокруг него в одно большое пестрое пятно. Цветастые гирлянды, сделанные руками безымянных детей колышутся на сквозняке, обрываются и падают наземь. Фокси не замечает их и наступает на одного из улыбающихся ему человечков. Где-то на кухне гремит своими сковородками Чика; изредка она роняет пустые бутылки от сладкой газировки и те разбиваются с характерным дребезжанием.

Фокси зол, и он не видит ничего перед собой. На одном из поворотов он падает прямо под ноги старику Бонни, поскользнувшись на масляном пятне. Пятно превращается в комету, и хвост ее тянется к голым от костюма конечностям эндоскелета. Фокси поднимает взгляд и видит, как трясется от злого смеха уцелевшая нижняя челюсть Бонни, как сверкают кровавым светом датчики его зрачков. Бонни смеется, и провода, торчащие из его лицевой панели и раны на левом плече, нервно дергаются, похожие на десятки голодных, мертвых змей.

— Кто-то очень спешит, — говорит Бонни, подавая единственную уцелевшую руку.

Фокси зол, и он рычит. Бонни лишь смотрит на него, склонив голову; если бы он, то улыбался бы сейчас. Если бы он мог, то его брови поднялись бы вверх в вопросительном жесте, и это выглядело бы даже издевательски. Но у Бонни нет лица, а у Фокси — жалости к его беде. Поэтому, когда он принимает руку помощи, то никак это не комментирует и бежит дальше. Бонни лишь смотрит ему в след — не нужно оборачиваться, чтобы удостовериться в этом.

/////////

Фокси — работник пиццерии Фредди Фазбиара. Один из его талисманов, любимец публики, кумир десятков детей. Когда они видят его, то на их человечески лицах словно по щелчку загораются улыбки. В глазах этих детей блестит радость — словно блестящий бок стеклянного шара на новогодней елке. Дети говорят ему, что любят его. Иногда Фокси поражается откровенности детей до такой степени, что не может найти слов, хотя он знает тысячи эпитетов или способов сказать «спасибо».

Фокси — работник пиццерии Фредди Фазбиара. Лицо прогресса человеческой мысли, машина, созданная для развлечения человека. Машина, обладающая скудным, но все же искусственным интеллектом. Фокси вполне мог бы решать нерешаемые задачи или же искать ответы на волнующие человечество вопросы. Он мог бы найти лекарство от неизлечимых болезней или поднять экономику страны. Но он запрограммирован радовать детей своим прекрасным присутствием или же оказывать первую медицинскую помощь в крайне экстренных ситуациях.

Фокси — работник пиццерии Фредди Фазбиара. Единственный из его талисманов, который почему-то не подвергся модернизации и ему просто улучшили характеристики костюма. Фокси — счастливчик, и он сам это понимает. Фокси — машина, и он никогда не испытывал человеческих эмоций, не смотря на то, что о многих он знает в теории. Если бы он знал, что такое сочувствие, сострадание или боль, то непременно бы их чувствовал.

Каждую минуту своего существования.

/////////

Каждое утро Фокси проходит почти медицинский осмотр. Ему проверяют датчики, исправность речевого бокса и внешний вид. Сегодня ему заменяют несколько задних зубов и немного спиливают клыки, посчитав их слишком острыми. Он жалуется на разболтавшееся крепление крюка, и пока техник его проверяет, Фокси сидит на скамейке в одном из обеденных залов, выставив на проходе длинные ноги. Уборщицы и кухарки переступаю через него, и на их лицах появляется недовольное выражение. Фокси мешает, и это доставляет ему если не радость, то удовлетворение. Когда техник крепит его крюк на место, проверяя прочность исправленных креплений, Фокси замечает, как плохо защищена его теплая мягкая шея.

Каждое утро Фокси сидит в офисе. Он роется в ящиках стола, читает чужие записки и просроченные чеки; его пальцы мнут ламинированные инструкции и свод правил, предназначенные для персонала. Иногда он заглядывает в планшет системы видео наблюдения, но на камерах ничего интересного не происходит. Он щелкает по ним, отмечая, что камера кухни снова отключена, а в помещении комнаты обслуживания сверкают алые огоньки, еле заметные на фоне серых полос помех.

Каждое утро Фокси ждет нового охранника, но в итоге никто не приходит. Пиццерия пытается выкручиваться из проблемы нехватки новых кадров, и владелец все больше нервничает от происходящего. Сегодня Фокси его еще не видел, но потом замечает его на одной из камер: вот он идет по главному холлу прямо в офис, и рядом с ним — разглядывающий стены, незнакомый человек. Фокси разглядывает изображение, подобно этому незнакомцу, передаваемое камерой, но никакой новой информации он не получает.

Каждое утро Фокси обещали, что кто-то, да придет на это место. Но Фокси знал, что слухи умеют отпугивать людей похуже голых фактов. Поэтому он понимает, что этот человек совершенно ничего не знает о том, что происходило и происходит за этими стенами. Он понимает, что человек этот — потерянная душа, и сам он, возможно, просто в чем-то запутался. Фокси опускается в кресле еще ниже и закидывает ноги на стол. Если бы он мог чувствовать усталость, то непременно бы почувствовал ее прямо сейчас.

— А вот и Фокси, — несколько недовольно произносит директор, и Фокси поднимает на него взгляд. — Он живет в Пиратской бухте, но довольно часто терроризирует офис во внеурочное время.

Эти слова Фокси слышит слишком часто. Над ними можно посмеяться, если бы они не было правдой.

/////////

Фокси зол, и злость его доходит до своего пика. Когда он подбегает к самой двери, она начинает закрываться: Фокси заглядывает в офис и долбит свободной рукой по кнопкам управления дверью и освещением настолько сильно, что защитные корпуса их трескаются, а потом — ломаются. Дверь начинает дребезжать,  закрываясь и открываясь, и ее ребро зажимает тело Фокси у косяка.

Фокси зол, и потому он не чувствует боли. Он медленно продвигается из дверного проема, цепляясь за стены крюком, оставляя на покрытии длинные жирные раны и отметины с характерным звуком. Майк смотрит на него, и глаза его от страха ширятся, становятся огромными, словно блюдца. Фокси чувствует страх, и если бы имел обоняние — чувствовал бы запах.

— Я просил тебя впустить меня. Стучался в дверь, — зло рычит Фокси, и крюк его цепляется за одежду и человеческую кожу. — Я просил тебя, Майк. Но ты не впустил меня.

Фокси зол. Но больше его злости может быть лишь желание убить Майка.

/////////

Фокси смотрит на человека, которого приняли на пост охранника пиццерии Фредди Фазбиара. Он долго разглядывает его безучастное, усталое лицо, и понимает, что этот человек умирает. Умирает медленно и не своей смертью. И это место убьет его только быстрее, ускорит его страдания, усилив их перед своим концом во много раз. Если бы Фокси мог чувствовать жалость, он чувствовал бы ее прямо сейчас.

— Фокси, — произносит он и протягивает незнакомцу нормальную, лисью лапу. Ведь именно так здороваются при первой встрече нормальные человеческие существа?

— Уилл, — недолго думая, отвечает охранник, сжимая его широкую ладонь своими человеческими тонким пальцами.

Фокси смотрит на человека, которого приняли на пост охранника пиццерии Фредди Фазбиара. На человека, представившегося Уиллом. Смотрит на него одним глазом, чуть склонив голову, и тянет из себя улыбку, которая, наверное, больше похожа на зубастый устрашающий оскал. Когда их рукопожатие расцепляется, Фокси съезжает по креслу еще ниже, ясно давая понять, что с этого места он уходить не собирается.

/////////

Когда Майк просит у него прощения, Фокси смеется. А потом впивается острыми зубами прямиком в его шею. Костюм вокруг его челюстей покрывается кровью, впитывает ее.

Фокси смеется.

This Will Destroy You — Little Smoke

---

Не смотря на то, что Фокси — машина, он знает о себе все. Когда аниматроников включали, выставив первоначальные настройки по умолчанию, им выдавали толстые пособия по тому, как они сами устроены. Настоящие энциклопедии их судеб, в которых можно найти ответ на абсолютно любой вопрос. На мягких страницах были отпечатаны схемы и метры текста по их разъяснению. Именно из этой книги — первой прочитанной им книги — Фокси понял, что он может развивать свой интеллект. Что он может пойти дальше. Что он может достигнуть своих пределов и просто перегреть свои микросхемы и придти в негодность.

Фокси должен был пройти модернизацию, но его оставили в покое. Они разобрали его старых друзей по частям, а потом собрали обратно, не заботясь о том, в каком виде они будут пребывать. Они забрали что-то у каждого, и не важно, что это — чертежи речевых боксов или же просто конечность эндоскелета. Их всех разобрали по частям, на кусочки растащили по разным полкам, комнатам, местам, а потом почему-то решили оставить воспоминания об этом. Аниматроник имеет память, и объем ее — безграничен. На свое усмотрение он может записать происходящее на аудио или видео запись. И по своей воле он может оставить эти данные храниться внутри его блоков памяти или же стереть их без шанса на восстановление.

Люди поимели их. Оставили эти файлы неприкосновенными. Запретили изменять их, перемещать, делать с ними что угодно. И Фокси помнил, что тогда произошло. И не только он. Все они помнили, как саму их суть разглядывали совершенно не знакомые им люди, чужаки — не их создатели. Как они смотрели в их внутренности и пытались что-то поменять. Улучшить. Создать что-то более новое и совершенное, взяв за основу удачный старый образец.

Фокси понимает, что и его тоже в скором времени выбросят на помойку, заменив более красивой, более изящной, более холеной новой моделью. Что те дети, которые боятся его, забудут о своих страхах и будут наслаждаться своим пребыванием в пиццерии Фредди Фазбиара.

Фокси смотрит на Уилла и понимает, что должен чувствовать обиду за своих брошенных друзей. Но правда была в том, что Фокси — машина, и он в принципе не может чувствовать. И друзей у него не было просто потому, что он ненавидел старых Бонни и Фредди, ненависть к которым была крайне взаимной. Фокси понимал, что никаких поводов для ненависти и быть не может. Что это глупо презирать тех, кого он по праву может называть своими братьями хотя бы просто потому, что они все — меньшинство. Костюмы, набитые металлом, пучками разноцветных проводов и тонких пластинок микросхем. И у них есть одна единая цель, но.

Фокси ненавидел их. А они ненавидели его.

— Хочу ли я? — Фокси спускает ноги на пол и подается к Уиллу ближе. Он приподнимает свою повязку на глаз, хотя совершенно не испытывает в этом нужды. — «Могу ли я?» будет куда более логичным вопросом.

Фокси ненавидит очень многих, кого он смог повстречать в своей жизни. Когда его собрали обратно, то в настройках что-то сбилось и пошло не так. Фокси получил свободу, о которой раньше не мог и подозревать. Фокси получил знание того, насколько далеко стоят границы его возможностей. Он почувствовал себя если не всесильным, то кем-то, кто может пойти намного дальше тех ложных рамок, выставленных ранее. Фокси почувствовал себя лучше Бонни. Лучше Фредди. Которые теперь сидят запертые в комнате обслуживания, никому не нужные, брошенные, разбитые. Куклы, пришедшие в негодность, которые больше не подходят для того, для чего их создали.

Фокси никогда не думал, почему техники пиццерии просто не разобрали старые модели аниматроников и не выбросили их. Или же не распродали. Фокси был старой моделью, но он почему-то все еще имел право приближаться к детям, развлекать их, находиться в их обществе. Внутри Фокси, дальше микросхем и блока памяти, что-то надломилось, испортилось, и оно скрежетало. Оно не давало забыть о себе, не оставляло в покое, и Фокси слишком часто чувствовал это ощущение чего-то неправильного. Словно все происходящее — ловушка, иллюзия, фикция. Фокси сломали, но внутри него живет что-то живое и слишком далекое от понятия «робот», «машина», «механизм».

Если бы такое было применимо к нему, он сказал бы, что сходит с ума. Но подобного быть не могло и не может. В Фокси существует неисправность, и она заключается лишь в нем самом. Фокси знал и видел слишком многое: он помнил то, что не запечатлели бы ни камеры, висевшие на стенах пиццерии, ни работники, снующие по ее территории, словно занятые, молчаливые муравьи. В этих стенах произошло слишком много событий для одной души, и ее стены впитают картины тех времен на века, даже когда перекрытия обрушатся, и краска с бетона осыпется.

Пиццерия Фредди Фазбиара хранит в себе слишком много секретов, и ни один из них никогда не должен просочиться в тот жестокий, холодный мир. Серый и безрадостный, от которого бегут дети и желают хотя бы на час избавиться взрослые. Пиццерия — оплот спокойствия, радости и счастья. Но те, кто работают здесь уже очень давно, поняли, насколько это наглая ложь. Работники почти в страхе бегут по окончанию своих смен, и лишь один человек — не всесильный, обычный, живой — остается здесь в одиночестве. Запертый один на один с ожившими машинами, которые, оказывается, имеют полную свободу действий и мысли.

И Фокси был в их числе. Он уже убил Майка Шмидта, и почему бы Уиллу не стать следующим?

— Ты пришел сюда не за деньгами. Ты пришел сюда не из-за детей.

Если бы Фокси мог сочувствовать, он бы посочувствовал. Но он может только послушать человеческий треп и, возможно, записать его на диктофон. Пока что у них есть время на свободный разговор, в котором Фокси не нужно рассказывать о своих похождениях в далеких несуществующих морях, воспоминания о которых ему, естественно, придумали и записали на неприкосновенный участок блока памяти. Фокси дали прошлое, и оно его устраивало. Оно было куда лучше, чем то, что происходит сейчас.

Буквально через полчаса он сможет покатать на своей спине десятки безликих и неизвестных ему детей; он будет травить им байки о романтизме профессии пирата и размахивать своим крюком. Но сейчас этот крюк вполне может стать очередным орудием убийства.

— Дам тебе совет: не разнюхивай здесь ничего. Пиццерия переживает тяжелые времена. И я не дам тебе все испортить.

/////////

Когда Фокси перекусывает острыми клыками мягкую сонную артерию, Майк обнимает его. Его руки в его же собственной крови, и когда он, наконец, умирает, они свободно сползают по ему костюму: бурая кровь почти незаметна на буром мехе. Фокси чувствует, что совершил ошибку.

Но уже после, когда и другие аниматроники заходят в офис, Фокси забывает об этом. И вместе со всеми он несет мертвое тело Майка Шмидта в комнату за сценой. И вместе со всеми он наполняет костюм Золотого Фредди мягкими человеческими останками.

Иногда ему приходится ломать кости и отрывать конечности от тела. Потому что, как бы ему не хотелось, но целиком поместить мертвого Майка в костюм у них не получается.

Теперь смеется именно Фредди. Его белесые зрачки сверкают в темноте.

Kafabindunya — Binlerce Özür

---

— А это что?

Мальчик тычет своим пальчиком в картинку с огромным фиолетовым осьминогом. У осьминога много щупалец, они вспенили морскую воду и ломают борт корабля. Иллюстраторы книги зачем-то пририсовали ему огромную черную шляпу — точно такую же, какая была у старика Фредди. Какая теперь у нового, слащавого Фредди.

У осьминога большой, жирный нарост и злобное лицо. Здесь он показан настоящим злодеем, и в одном из щупалец он держит перепачканный в крови и темной слизи гарпун. Еще один такой же гарпун торчит из его тела, почти скрытый в темной воде океана.

— Это огромный злобный кракен, — отвечает Фокси и переворачивает страницу. — Он сожрал парочку отличных салаг, но за его голову мне дали кучу блестящих золотых монет!

На этой странице изображен Фокси. На его голове красуется большая пиратская шляпа с нарисованными на ней черепом и костями. На ветру развиваются полы его удлиненного черного бушлата с красной шелковой подкладкой и резными золотыми пуговицами. Рядом с Фокси — мертвый кракен с гарпуном в глазу и много красивых распутных женщин, одну из которых он обнимает нормальной, здоровой рукой.

У Фокси есть большая толстая книга с картинками, в которой нет ни единой буквы. Эта книга — это собственные мемуары, отпечатанные специально для пиццерии. С помощью этой книги он рассказывает детям о своих похождениях — вещественное доказательство его ненастоящих воспоминаний, вживленных в его блок памяти незнакомыми ему программистами. Все это по сути своей лишь наглая ложь, созданная для развлечения детей, забредших в его Пиратскую бухту. Как и муляжи забитых доверху сокровищами сундуков, что прячутся внутри его маленького дома, который на самом деле — лишь шатер. Занавески плотные, фиолетовые, и на них налеплены блестящие очертания звезд.

Дети смеются и кричат, услышав именно тот конец, который они ждали. Фокси смеется вместе с ними, и эта атмосфера беззаботности и общего веселья заставляет его отвлечься от той печальной реальности, что происходит за занавесками его дома. Он откладывает книгу и берет первого попавшегося ребенка — сажает себе на спину, придерживая его за тонкие лодыжки.

— А теперь самое время устроить налет на Призовой угол!

Дети поднимаются с выложенного черно-белой шашкой пола и заходятся в одобряющем крике. Они несутся вперед него напрямик главного зала, прямиком в тот самый угол, который на самом деле — лишь квадратная комната с коробкой Марионетки внутри. Фокси следует за ними, на секунду замешкавшись. На сцене стоят новые модели его старых друзей — Фредди поет свои бесконечные песни вместе с Бонни и Чикой. Рядом с ними, прямо на сцене, стоят дети и танцуют в такт музыки. Прямо как раньше.

Когда Фокси дергают за ухо, он словно просыпается.

/////////

Раньше на этом месте сидел Майк.

Майк много курил в дневные смены и по ночам у него сильно тряслись руки. Он страдал от отсутствия возможности выйти на площадку для приемки продуктов, чтобы покурить, на протяжении всей ночи, и когда он вспоминал об этом, его руки начинали трястись еще сильнее. Иногда он сам звал Фокси, и Фокси приходил. Забывал о своем неуемном желании убить его, чтобы засунуть в этот проклятый костюм, и рассказывал ему истории о несуществующих похождениях.

Когда Майк не звал его, Фокси все равно приходил. Бежал к офису, не замечая ничего вокруг себя, но дверь захлопывалась прямо перед его носом, и он долбил по ней руками от бессилия и злости. Когда он понимал, что его не впустят, он уходил в свою Пиратскую бухту и сидел там, иногда выглядывая из-за фиолетовых занавесок.

Майк изводил не только себя, но и Фокси. На утро он спокойно одевал куртку и выходил на пункт приемки продуктов. Он долго курил, а потом, встретившись с владельцем пиццерии, долго отчитывался о прошедшей ночи. Майк говорил, что все прошло хорошо и ничего из ряда вон не происходило. Майк врал, а потом сдавал ключи от комнат, которые потом переходили к Фокси.

Если Майк выходил в дневную смену, то вел себя так, словно ничего между ними никогда не происходило. Он сидел в офисе, довольно часто покидая свой пост — совершал обход по пиццерии, разговаривал со взрослыми посетителями и курил. Но к Фокси он не подходил никогда. Лишь единожды они разговаривали в рабочее время, когда одна из беспокойных мамаш пожаловалась на странные звуки, что издавали механизмы Фокси при движении\

Теперь на этом месте сидит Уилл. У него не трясутся руки, и он его не зовет. Поэтому Фокси сидит в своей Пиратской бухте за задернутыми занавесками и разглядывает плохо различимые в темноте картинки своей лживой книжки. Это — его жизнь, которой не было. Которую он так хотел бы иметь.

/////////

Фокси не отпирает дверь, что ведет в комнату обслуживания. Он берет свою книжку с картинками его выдуманной жизни и идет в офис. По пути он встречает новую версию Чики, которая крутится перед зеркалами в женском туалете. Она чуть отходит от зеркал, чтобы видеть себя в полной рост — осматривает себя спереди, сбоку, сзади, крутится и улыбается, хотя клюв она уже где-то потеряла. В руке она держит Карла, своего извечного спутника, розовый кекс. Карл не имеет разума, и он — лишь декорация.

Когда Фокси заглядывает к ней, то она гонит его прочь. Смеется, обозвав нахалом, а потом вновь возвращается к созерцанию себя в зеркалах. Фокси разглядывает ее холеную модель еще какое-то время, но потом разворачивается и уходит в главный холл.

Он появляется в коридоре, что ведет в офис, около двух часов ночи. Он громко шаркает по полу, и вскоре ему в лицо начинает бить свет ручного фонаря. Из-за отсветов Фокси плохо видит сидящего за столом Уилла, и он не знает, трясутся ли его руки. Он знает, что когда свет падает на его глаза, они начинают пугающе блестеть. Фокси опускает повязку на один глаз и заходит в офис.

Уилл звал его сегодня днем, и Фокси пришел на этот зов. Он кладет перед ним на стол его книжку с картинками, его жизнь, сочиненную неизвестными ему людьми. На темно-зеленой жесткой обложке нет названия — лишь позолоченная блестящая каемка, сильно затертая у самых краев. Он слышит, как вентиляция сильно шумит, словно кто-о бьет по металлическим  стенкам, но вскоре этот звук затихает. Фокси подходит к одной из открытых дыр и жмет на кнопку подсветки, хотя совершенно в этом не нуждается.

Из вентиляции на него смотрит Бонни. Не его старый знакомый, не тот, кого он видел бы в своих ночных кошмарах, если бы мог спать. На него смотрит новый, холеный Бонни, и его длинные пластиковые ресницы отбрасывают на его милую мордашку пугающие тени.

E321 — A Scent of Rain

---

Этот Бонни относится к тем, кого называют игрушечными. Когда он выглядывает из вентиляции, его яркие зеленые глаза сверкают, а ресницы кажутся еще длиннее. Он улыбается, потому что его заставляет делать это его маска, зафиксированная в одном дружелюбном положении. Фокси понимает, что в дневное время Бонни выглядит довольно мило и даже слащаво, и многие девочки совсем нежных, именно девчачьих, возрастов, еще неумело вздыхают, потому что именно такое им и нравится. Нравится ли этот новый Бонни Фокси — это слишком глупый вопрос, даже просто чтобы его озвучить.

Фокси отключает подсветку вентиляции и отходит в сторону, пропуская Бонни в офис. Бонни громко шумит по вентиляционным стенкам, а потом долго отряхивается, хлопая своими ресницами. Потом он ощупывает уши и рассматривает обстановку, словно находится здесь впервые, но это далеко не так: как и у всех остальных его настройки сбиты и сброшены, Бонни тоже хочет крови и зрелищ, Бонни тоже хочет засунуть эндоскелет в костюм, потому что так положено. Так правильно, а Бонни очень хороший и правильный мальчик. Он смотрит в сторону рабочего стола и все-таки замечает Уилла — тот догадался надеть проклятую маску Фредди Фазбиара и теперь сидит, сжимая в пальцах выключенный фонарь.

Фокси смотрит в пустые мертвые глазницы, и в их темноте ему ничего не видно. Бонни зачем-то дергает его за руку, за нормальную руку, и чужие холеные пальцы сжимают его запястье, тянут. Он заставляет Фокси подойти к столу, и он подчиняется, подходит, смотрит. Еле заметно Уилл дергается в их сторону, и руки его, должно быть, сильно трясутся.

Если бы Фокси был на его месте, он, наверное, испугался бы.

— У нас нет охранника? Как же так?

Фокси смотрит на Уилла и понимает, что маска обманывает систему распознавания лиц, установленную у игрушечного Бонни. Он видит его как костюм, как очередного аниматроника, а далеко не как человека или голый металлический каркас. Не сказать, что Фокси счастлив от того, что руководство пиццерии нашло лазейку для обмана их систем. Хотя бы просто потому что, что эти системы у Фокси сбиты к чертям, и он в самом деле видит человека с чужеродной маской на голове, хотя должен видеть совершенно другое.

— Его посадили сюда, потому что никто не хочет работать в ночную смену. Сам понимаешь.

Бонни кивает: сам понимаю. Он подходит ближе, кладет руки на стол, пытаясь заглянуть в пустые глазницы головы Фредди. Не сказать, что Фокси волнуется, но если Бонни захочет снять маску, то тогда Уиллу придет конец. Его засунут в костюм, и именно это убьет его навечно. Костюм Фокси снова перепачкается в крови и каше из человеческих внутренностей, совсем как тогда: когда они убили того парня, что так любил говорить по телефону, когда они убили Майка Шмидта.

Фокси своими руками отделял его голову от тела. Еще живую голову от еще живого тела. Его кости так сладко хрустели, и Фокси в любой момент сможет посмотреть на его испуганные глаза снова. Он может прокручивать это воспоминание вечно, зацикливая по кругу: крюк разрезает незащищенную плоть, и из этой рваной улыбки стекает густым потоком горячая вонючая кровь.

— А Бонни? Ты выпустил Бонни сегодня?

Фокси отводит взгляд от пустых глазниц. Нет, качает он головой, Бонни не выйдет сегодня гулять. Бонни наказан и сидит в позе трупа среди своих же обломков, разрушенных костюмов и стальных труб. Бонни сидит, и если посмотреть в восьмую камеру на планшете, то можно увидеть, как горят в темноте его красные датчики. Еще рано, думает Фокси, и ключи от комнат звенят у него на боку. Холеный маленький Бонни так и хочет украсть у него эти ключи, чтобы выпустить своего старшего брата на волю, не смотря на то, что он его ненавидит настолько сильной и чистой ненавистью, на которую способен разве что только маленький брошенный в одиночестве всем миром ребенок.

Фокси бьет по чужим рукам, и уши Бонни от этого опускаются, он поникает, словно обиженная девица. Даже его вечно улыбающееся милое лицо сейчас кажется расстроенным. Бонни прикрывает глаза, и его ресницы снова отбрасывают печальные тени; он разворачивается и уходит ихз офиса в темный коридор, громко шаркая ногами по черно-белой плитке.

Фокси стучит по деревянному полотну стола своим крюком. На протертом лаке остаются тонкие светлые полосы.

/////////

Майк отнимает руку и смотрит на пораненный палец. Поперек фаланги открывается неглубокая кровоточащая рана, и когда Фокси видит это, он хочет сделать ее еще шире. Он смотрит на то, как мелкими каплями вытекает из человеческого тела жизнь, и снова тянется крюком к человеческой плоти.

Фокси растерзал бы его прямо сейчас. Здесь, на этом проклятом четырехколесном стуле, на котором Майк пытается отъехать подальше от него, но все равно упирается в стену позади себя. Фокси прикрывает глаза и водит носом, который не чувствует запаха, и редкие усы его двигают в такт. Если бы он был настоящей живой лисой, то непременно бы учуял запах крови и страха, но Фокси — машина, испорченных механизм, и в его груди — рваная сквозная дыра, в которой видны ребра эндоскелета и даже речевой бокс, запрятанный в их нутре. Если бы он мог, то прямо сейчас начал облизываться, и рот бы его наполнился слюной.

А потом Фокси успокаивается. Он садится на пол, сложив под собой пушистый бурый хвост, и кладет свою зубастую морду Майку на колени. Глаза его совсем закрываются, и повязка плотно закрывает один из них. Можно подумать, что он засыпает, но они, аниматроники, не знают, что такое сон и отдых, потому что они находятся в активном состоянии все время своего существования.

Но Майк не думает об этом. Как не думает о том, что Фокси вряд ли почувствует то, как его рука ложится между его ушами, пальцами взлохмачивая темный мех. Еще Майк вряд ли догадывается, что теперь на нем поставлена метка, и на его лицо легла тень могильного креста. Фокси сам убьет его. Возможно, что он сможет дожить до своей последней, пятой ночи, но.

Фокси слишком быстро теряет терпение.

/////////

Когда Уилл раскрывает рот, Фокси немедленно хочет его закрыть. Он обходит стол и садится на его испещренное царапинами полотно спиною к темному коридору. Уилл спрашивает его не о детях, с которыми Фокси возился сегодня днем, не о том, что здесь забыл миловидный зеленоглазый кролик, не о маске, которая по сути своей лишена смысла и должна находиться в мастерской за сценой, где ей самое место. Место между такими же ненужными пустыми головами, оставленными на черный день, который никогда не наступит.

Уилл спрашивает его о прошлом, которого нет. Которое придумали неизвестные ему люди, что сидят в комнатах, наполненными проводами, компьютерами и шумом вращающихся кулеров. Фокси берет в руки книгу, которую сам сюда принес и принимается листать глянцевые и немного затертые страницы с яркими картинками. Он листает то, чем заполнено  примерно восемь процентов его встроенной памяти, что он никогда не хотел бы удалить или потерять. Единственное, что позволяет Фокси чувствовать себя хотя бы чуточку живым существом, как Уилл или те же незнакомые ему программисты, а не машиной для развлечения человека, коей он и является на самом деле.

— Был, — отвечает Фокси, найду нужную страницу. — Но его смыло волной в северных океанах. Наверное, его сожрали.

Он разворачивает книгу так, чтобы Уилл мог разглядеть один из рисунков: бушующие волны бьются об борт корабля, заливают его внутренности, сносят людей в пучину. Большее пространство картины занимает черное небо, разрезанное на неровные рваные куски яркими стрелами молний. Одна из них проходит прямиком через темное полотно флага корабля — Веселый Роджер всегда был неизменным спутником любого пиратского сообщества, в какие века или реальности они бы ни существовали.

Картина нагоняет на Фокси тоску, и он давит в себе желание захлопнуть книгу. Он передает ее Уиллу, который выглядит еще более потрепанным, чем обычно — обычно приглаженные волосы всполошились и встали торчком. Фокси ловит себя на мысли о том, что, возможно, Уилл в самом деле захочет копнуть всю эту историю о детях, о которых он пока что никакого понятия не имеет. И что сейчас он лишь пускает пыль в глаза своими расспросами о его иллюзиорном прошлом.

Мысль о том, что Уиллу просто может быть интересно то, что заключено в его блок памяти как неприкосновенные денные, посещает Фокси в последнюю очередь. И он тут же отмахивается от нее, просто потому, что любой взрослый человек считает его чудовищем. Чудовищем, которое запросто может съесть их детей.

olafur arnalds — haust

---

Мальчик смеется. В руках его — десяток воздушных шаров различных цветов. Он раздает эти шары детям, которых подводят ближе родители. Когда они подходят, мальчик говорит им «привет». Когда родители говорят ему «спасибо», мальчик смеется. Лопасти маленького пропеллера на его шапочке начинают лениво и неспешно вращаться, когда он двигается.

Мальчик смеется; и Фокси тоже подходит. Он забирает парочку шаров из маленькой пластиковой руки, и мальчик смотрит на него исподлобья. Мальчик говорит ему «здравствуй» и склоняет голову вбок. Фокси понимает, что злится, но ничего поделать с этим не может. Он забирает шары и раздает их детям, которые боятся подойти к мальчику.

На самом деле в нем нет ничего страшного. Его рост практически всегда равен росту любого ребенка, что подходит к нему. Мальчик с воздушными шарами очень вежлив и всегда улыбается. Набор его реплик сильно ограничен до двух вариантов приветствия. Можно сказать, что он и говорить-то не умеет. Мальчик может поздороваться и посмеяться.

Но это только днем.

/////////

Во вторую ночь Фокси не выходит. Он закрывается плотной тканью занавесок и сворачивается клубком за своими сундуками с муляжами древних золотых монет. Если бы он мог спать, то непременно бы заснул прямо сейчас до самого утра. Фокси не знает усталости и отдых ему ни к чему. Но именно сегодня он не хочет выходить из своего хлипкого убежища, обклеенного сияющими силуэтами остроконечных звезд.

Сквозь пыльные жалюзи на пол падает лунный свет. Фокси игнорирует звонок стационарного телефона, что разрывается трелью на рабочей столе в офисе. Уиллу будут звонить каждую ночь и подбадривать его тем, как хорошо он справился в предыдущую. Фокси знает о том, что головорит человек на том конце провода, но так же он знает, что все это — лишь запись, которую включают на старом диктофоне.

Так же было и с Майком. На четвертую ночь в его офисе как обычно зазвонил телефон, но разговаривающий на момент воспроизведения звонка был уже мертв. Пока он записывал этот монолог для Майка, Фокси пытался сломать запертую перед его носом дверь. Когда он достиг своей цели и просто выломал ее полотно, оставив на стали неровные глубокие царапины, вслед за ним зашел Фредди.

И вдвоем они убили его.

/////////

Мальчик с воздушными шарами живет в игровой зоне. Ему строго-настрого приказали охранять красивую радужную карусель, которая издает такую прекрасную музыку, когда кто-то решает на ней прокатиться. Мальчик любил эту карусель: ее блестящих единорогов, воздушные балки и крышу, похожую на навершие сказочно-вкусного десерта.

Потом с каруселью стало что-то не так, и музыка из нее выходила сломанной, механически скрипящей и жеваной, как старая кассетная пленка. Мальчик с воздушными шарами опустил руки и шарики из его пластиковых пальцев полетели прямиком к высоким белым потолкам.

Встретившись с ним, они лопнули, разнося по пиццерии оглушительно громкие хлопки.

/////////

Ближе к трем часам ночи Фокси слышит детский смех. Он поднимает голову и стряхивает с глаза надоевшую повязку, словно надоевшую муху. Глаза его светятся в темноте грязным желтым светом, отбрасывая на занавески пустых еле заметных зайчиков.

Фокси слышит смех, и он его зовет. Свет его глаз падает на блестящий крюк вместо ладони, отскакивает от стали, дробится на части. Фокси сейчас больше похож на оборотня, который поймал то самое свечение полной луны, которое превратит его в ужасное смертоносное чудовище. Он не слышит зова луны, но слышит зов того самого детского смеха, что издает каждый день мальчик с воздушными шарами.

Фокси понимает, что мальчик вышел из игровой зоны и он, несомненно, направится в офис. Мальчик смеется и зовет этим проклятым смехом: Фокси уверен, что и остальные аниматроники услышат его. Мальчик заманивает их всех в одно место, и тогда Уиллу точно не будет спасения.

Фокси забывает о том, что именно Уилл сидит теперь за деревянным столом в офисе. Он чувствует острую необходимость попасть в офис как можно скорее и всеми способами преодолеть любые преграды. Он одергивает фиолетовые занавески и выходит. Чем громче смех — тем быстрее Фокси начинает идти. Когда он проводит крюком по стенам коридоров, то он издает мерзкие скрипящие звуки. На красивых резных бортах остаются уродливые полосы-раны.

— Они тоже слышат его, — говорит Фокси игрушечный Фредди, которого он встречает в одном из бесконечных коридоров пиццерии.

Фредди держит в руках микрофон, и когда он поднимает его над головой, словно победный символ, тень от него ложится на его добродушное лицо крестом. Им обоим не нужно уточнять, кто именно — они, потому что один из них уже начинает долбить по запертой двери комнаты обслуживания, пытаясь выбраться из своей тюрьмы.

Фокси думает, что сейчас не время открывать комнату с восьмой камерой. Если обернуться и посмотреть, то можно заметить, как табличка на двери подрагивает от ударов извне — настолько сильно старина Бонни бьет по полотну своей единственной уцелевшей рукой. Бонни тоже слышит этот зов, все они его слышат; мальчик с воздушными шарами имеет над ними колоссальную власть, и порою он пользуется ею, не стыдясь.

Поэтому Фокси ненавидит его.

— Иди, — говорит Фредди, а потом разворачивается, махнув рукой. — Мы не будем мешать.

Фокси смотрит ему вслед. Когда он снова слышит смех, то наваждение спадает с него, словно его пробил разряд электричества, перезапустивший все его системы.

/////////

В конце коридора мигает пятно света. Когда оно попадает ему на лицо, он пытается закрыться руками, но механизмы отчего-то скрипят и не поддаются его командам. Вскоре пятно света пропадает, и Фокси слышит, как произносится детским голосом слово «привет».

Фокси опускается на все четыре лапы и бежит на этот зов. Смех ведет его, затуманив последние остатки разума в его микросхемах, и Фокси бежит, царапая крюком идеальную черно-белую плитку на полу. Фокси бежит, и он не слышит ничего, кроме повторяющегося детского смеха, который он так ненавидит. Если бы он мог, то давно сломал бы мальчика с воздушными шарами. Сломал бы его табличку, открутил ему голову и выколол его большие голубые глаза.

Когда он вбегает в офис, то снова слышит, как мальчик произносит слово «привет». Фокси не смотрит на него; его горящие желтым светом глаза обращены к сидящему в темноте Уиллу, который пытается нажать на кнопку включения фонаря, но свет из него не идет. Фокси перепрыгивает через деревянное полотно стола, оставив за собой размашистую попереченую царапину, и набрасывается на Уилла, повалив его вместе со стулом, на котором он сидел. Фокси кричит ему в лицо, и этот крик срывается на дикий механический визг. Он не замечает, как сильно Уилл прикладывается головой о стену позади него.

Когда он трясет его за плечи, то на стене остается блеклая кровавая комета. Ее хвост тянется прямиком к голове Уилла, который, возможно, все еще в сознании. Фокси злится, и смех забивается ему в слуховые системы; он злится и, замахнувшись, полоснул Уилла прямиком по щеке — открытая кровоточащая рана. И именно Уилл выглядит сейчас как кукла — безвольная, не сопротивляющаяся в болезненных и диких объятиях чужих металлических рук.

Если бы Фокси был человеком, то происходящее можно было назвать истерикой.